Трансмутация [СИ]

Так и нашел её отец полчаса спустя: в глубоком беспамятстве откинувшуюся на спинку стула, с осколками зеркальной капсулы возле ног. Он в тот день закончил обход раньше обычного, прослушал сообщение Ирмы и помчался к ней домой.

После этого Корней Оттович и подключил к делу психиатров: отправил дочь на обследование в элитную клинику. Где врачи и констатировали, что у фройляйн фон Берг развился алкогольный психоз, и порекомендовали ей длительное пребывание в санатории. Да тут еще и сама Ирма подлила масла в огонь: поняв, что её жертвоприношение провалилось, она впала в буйство. Беспрерывно кричала, что хочет встретиться с представителями ОНН и дать показания о деятельности добрых пастырей. Грозила врачам, что засудит их всех. И не уставала повторять, что её отец — исчадие ада.

Так что — барышне светило не просто отправиться в санаторий, а еще и отправиться туда в смирительной рубашке. Но тут вмешалась мать Ирмы. Она заявила мужу: если тот упрячет их единственную дочь в психушку, она немедленно подаст на развод. А в качестве причины укажет физическую неспособность Корнелиуса фон Берга исполнять супружеские обязанности.

— Вы обе — дуры и шлюхи! — орал доктор. — И будь я проклят, если пойду у вас на поводу!

Однако потом всё-таки сдался. Скандальный развод был ему совсем не на руку. Он даже разрешил Ирме жить отдельно — в её собственной квартире. Но выдвинул условие вторничных посещений госпиталя. Там пациентке еженедельно делали инъекцию такого сильного транквилизатора, что его действия хватало на следующие семь дней.

Благодаря этому лекарству Ирма успокоилась — до такой степени, что всё свое время проводила, лежа дома в постели и с блаженной улыбкой разглядывая потолок. Она бросила работу в фармацевтической фирме, куда её когда-то устроил отец, и жила теперь только на его подачки. Она перестала с кем-либо встречаться; её больше никто не интересовал — ни друзья, ни любовники. Она бросила пить, а случалось — целыми сутками голодала, забывая поесть. Словом, теперь она уже не представляла опасности ни для себя самой, ни для окружающих (в смысле — для добрых пастырей).

Вот только — была одна вещь, о которой доктор фон Берг умудрился позабыть. Любой фармакологический препарат, даже самый сильный, после многократного применения способен вызывать привыкание организма. К нему вырабатывается толерантность, и он перестает быть эффективным. Уж конечно, врач, который делал Ирме уколы, это хорошо знал. Однако увеличивать дозы вводимого ей препарата или сажать её на другое лекарство он не стал. Может, пожалел молодую и красивую пациентку. А, возможно, просто побоялся последствий. Ведь он явно понимал, что лечение, которое он осуществляет, является принудительным и незаконным. Главный же врач, который лично присутствовал всякий раз, когда его дочери делали внутривенную инъекцию, указаний об увеличении дозы транквилизатора не давал.

И к маю 2086 года барышня фон Берг после каждой очередной инъекции ощущала только легкую сонливость. Но продолжала уходить из кабинета психиатра, покачиваясь и блаженно улыбаясь. Обычно отец отправлял её после этого домой со своим личным шофером. Однако утром 28 мая всё сложилось не по запланированной программе. Ирма заметила кое-что, когда её отец появился в кабинете психиатра. И после очередной инъекции она, удивив своего фатера, произнесла заплетающимся языком:

— Я хочу поплавать. Отведи меня к бассейну, пожалуйста.

Корнелиус фон Берг немного опешил, но ничего крамольного не заподозрил. И спустился вместе с дочерью в цокольный этаж госпиталя.

7

— Вы увидели у него пистолет Максима Алексеевича? — спросила Настасья; на рассказчицу она взирала с каким-то болезненным интересом.

— Ты догадлива, бэбинька! — сказала Ирма. — Да, халат на моем фатере не был застегнут. А Рипа ван Винкля он засунул прямо за ремень брюк — даже не поместил его в кобуру.

Макс видел, как у Настасьи при упоминании кобуры губы искривились и дрогнули — как если бы она услышала что-то неприятное до отвращения. Но почти тут же девушка совладала с собой и спросила:

— А как вы сумели отобрать у него пистолет? Не сам же он вам его отдал?

— Да уж ясно, что не сам, — усмехнулась Ирма.

И стала излагать свою историю дальше.

Перед своим фатером она продолжала изображать, что транквилизатор на неё подействовал. И, когда они вдвоем оказались возле бассейна, Ирма принялась раздеваться: медленно, делая паузу после каждой снятой с себя вещи — как если бы демонстрировала стриптиз в каком-нибудь второсортном клубе. Её отец не проявлял нетерпения: просто стоял и наблюдал за ней. Под его распахнутым светло-зеленым халатом топорщилась над поясом брюк рукоять пистолета. Дочка доктора хорошо разглядела это оружие — поняла, что оно с усыпляющими патронами. В неё саму пальнули один раз из такого — в бурные времена её пребывания в элитной психиатрической клинике.