Трансмутация [СИ]

— Ирма, слушай меня! — Макс попытался дотянуться до её плеча, просунув свои худые пальцы сквозь ячейки решетки; но только всколыхнул воздух. — Посмотри на кнопки с пиктограммами на приборной панели! Там должна быть кнопка разблокировки.

Барышня фон Берг послушно наклонилась вперед и вроде бы стала изучать символические изображения на кнопках. Но по окаменелости её плеч и по дрожащей от напряжения тонкой шее Макс понял: Ирма изо всех сил сдерживает истерику. И сейчас не то, что пиктограммы — буквы алфавита вряд ли сможет распознать. Гастон с особым исступлением кинулся на решетку, так что вся машина вздрогнула, но Ирма при этом даже не пошевелилась.

— Ирма, Ирма! — стала звать Настасья. — Мы не сможем помочь Алексу, если останемся здесь! Ищи кнопку! Быстро!

И эти слова белокурая барышня услышала: зашевелилась, начала водить пальцем с ярким ногтем по приборной панели, касаясь всех кнопок по очереди. Откинулась крышка багажника машины, заработали дворники и замигали на крыше полицейские огни, но задние дверцы всё не открывались — сколько ни толкали их Настасья и Макс.

А затем в собачью разноголосицу влился человеческий крик: вопль ярости и боли, перешедший в стон. И барышня фон Берг не выдержала: бросила изучать кнопки, распахнула правую переднюю дверцу машины и выскочила на разбитую асфальтовую дорогу.

И всего на пару секунд позже усилия Гастона увенчались-таки успехом. Решетка рухнула вперед, и, если бы Ирма осталась на переднем сиденье, то заработала бы как минимум сотрясение мозга. Гастон пробежал по стальной сетке, которая под ним прогнулась и только чудом не прорвалась; но огромному черному псу это было до лампочки. Вырвавшись, наконец, на свободу, он рванул в ту сторону, где кричал терзаемый собаками человек.

Ирма ринулась было туда же, куда и пёс. Но у неё, как видно, имелся надежный ангел-хранитель. Белокурая барышня была в туфлях на высоких каблуках, так что почти сразу она подвернула ногу на какой-то кочке, покачнулась и упала — рыбкой: вытянув руки вперед. Её спутники увидели это, когда выбрались из машины по обрушенной Гастоном решетке.

— Настасья, останься с ней! — велел Макс, а сам кинулся к открытому багажнику полицейского электрокара.

6

Он отключил для себя все звуки, наполнявшие ночь: лай озверевших псов, стоны Алекса, крики и плач Ирмы, голос Настасьи, пытавшейся её успокоить. И всё свое внимание сосредоточил на содержимом багажника. Ему повезло, что Ирма случайно багажник открыла и обеспечила его подсветку красно-синими огнями полиции. Да еще и в небе желтела полная луна. Так что Макс почти сразу увидел то, что ему было нужно: помповое ружье с фирменным знаком в виде бородатого мужчины, который верхом на лошади преследовал волка. Это был знаменитый помповый дробовик марки «Лев Толстой» — названный так оружейными мастерами Тульской губернии в честь гениального земляка. Неизвестно, что сказал бы по поводу такого названия сам граф Лев Николаевич, в молодости — страстный охотник, а под конец жизни — вегетарианец и пацифист. Но во второй половине XXI века дробовик, получивший его имя, считался самым убойным личным стрелковым оружием в мире. Макс хорошо знал эту марку: такое же ружье имелось у его отца.

Это была новейшая модель «Толстого»: с магазином на шестнадцать патронов и лазерным прицелом. Конечно, такой прицел был почти бесполезен для дробовика, но и он мог пригодиться — с учетом того, что госпитальный волонтер в последние годы почти не практиковался в стрельбе. Ружье было заряжено, а рядом лежала еще и коробка патронов к нему.

— То, что надо! — прошептал Макс.

В этот момент Алекс прокричал какую-то фразу, из которой Макс разобрал только последние слова: «…лежит в бардачке». Ему показалось, что друг Ирмы имел в виду какое-то оружие. Но уже не было времени его искать. Макс запихнул коробку патронов в карман своей джинсовой куртки и побежал мимо машины вперед по шоссе — ориентируясь на свет валявшегося у обочины включенного фонарика.

Подбирать его Макс не стал: для стрельбы ему требовались обе руки. Он пробежал мимо светового конуса и устремился дальше, на звуки остервенелого собачьего лая — в котором голоса Гастона он почему-то не улавливал. Однако раньше, чем он добрался до эпицентра этой какофонии, его ждала находка: на краю лесополосы, между двумя старыми березами. И Макс понял, из-за чего грызлись между собой одичавшие псы.