Трансмутация [СИ]

— Я сообщил ей о смерти её брата. Мне сказали: колберы убили его и подвергли экстракции. Но подумать только: я ведь вас — именно вас! — встретил тогда на мосту. Если бы я знал тогда, что вы — внучка профессора Королева!

Он пристально и цепко посмотрел на неё, словно пытался оценить и впитать в себя каждую деталь её нового облика, открывшегося ему.

— Если бы знал, — встряла в разговор Сюзанна, — мне бы уж точно не светило получить вот эту роскошь! — И она повела рукой снизу вверх, от своего нового лица к талии. — Так бы я валялась в ожоговом отделении того госпиталя, где мама утопила безликих.

— Тебе повезло, мне нет, — сухо сказал Розен. — Мне нужен был человек, который знал бы в лицо внучку профессора. А тебе нужен был экстракт для трансмутации — чтобы срочно восстановиться после ожогов. Но я, как выяснилось, мог найти Настасью Рябову и без тебя.

— Ага, еще скажи: ты сам бы обшмонал и её номер, и её саму!

— Что я бы сделал?

Остзейский немец Розен уж точно не знал всех русских жаргонизмов.

— Она хочет сказать, — подала голос Настасья, — что очень вам помогла, обыскивая меня и мой номер. Хотела бы я знать: что именно вы искали?

— Ну, не сучка ли? — Теперь в голосе Сюзанны-Клементины сквозило чуть ли не восхищение. — А то ты не знаешь! И я еще плохо тебя обшмонала — кое-куда не заглянула. Интересно, братец мой туда заглядывал? Думаю, вряд ли. Он смотрел на тебя как на святую икону. Наверное, даже и не пытался тебя трахнуть.

— Ну, хватит! — резко оборвал сенатор свою подельницу, поднялся на ноги и подошел к Настасьиной кровати. — Я знаю, какие исследования проводил ваш дед. Мир потерял в его лице одного из величайших ученых мужей. И я прошу простить мою спутницу за её бесцеремонные, хамские высказывания.

— Я попросила бы тебя выбирать выражения. — Видоизмененная Сюзанна сделала к ним несколько шагов, основательно прихрамывая; как видно, даже трансмутация не восстановила полностью её ахиллово сухожилие, поврежденное гарпуном. — Я ведь…

Розен только глянул на неё через плечо — и она тут же осеклась, умолкла.

— Как вы меня нашли? — спросила Настасья.

— Вы предъявили свой паспорт в Лухамаа. А у меня, как вы понимаете, есть кое-какое влияние в Балтсоюзе. И я попросил своих сторонников, чтобы она помогли мне вас отыскать. Для меня лично и для той организации, которую я представляю, жизненно важно получить доступ к разработкам вашего деда. Полагаю, он передал их вам на каком-то электронном носителе?

— А с чего вы взяли, будто он передал мне что-то? Моя почти родственница разве вам не рассказала, при каких обстоятельствах мы с дедушкой виделись в последний раз?

— Ну, ладно. — Розен кивнул так, словно ничего другого и не ожидал услышать. — Поговорим иначе. Вы же понимаете, что я могу сильно навредить вам?

— В смысле — убить меня?

— Нет, что вы, убивать я вас не стану. Я помню заповедь: «Не убий».

Настасья позволила себе издать мысленный смешок, однако вслух ничего не сказала.

— Но вот устроить вам трансмутацию — это другое дело, — продолжал сенатор. — Говорят, без наркоза — это просто агония. Были случаи: люди проделывали это в домашних, так сказать, условиях. И сходили с ума — в медицинском смысле, не в фигуральном. Но у них, по крайней мере, был стимул: обрести красоту. А не стать вот таким созданием.

Он сунул в карман пиджака левую руку; из его правой руки всё ещё сочилась кровь. Зеркально блеснула колба — капсула Берестова/Ли Ханя; и Розен, явно наслаждаясь моментом, поднес её к самым глазам девушки. И в индикаторном окошке она разглядела чудовищный лик седой бабищи лет шестидесяти на вид — с мерзким испитым лицом, с заплывшими поросячьими глазками.

— Как вам, Настасья Филипповна, перспектива: прожить остаток жизни в таком виде? — спросил сенатор. — Ваш пёс — и тот убежит от вас. Когда проснется, конечно. Он, в отличие от вас, получил двойную дозу успокоительного: моей спутнице пришлось выстрелить в него еще раз, когда он вцепился мне в руку.

Настасья нисколько не удивилась, что он знает её имя-отчество. Если уж он навел справки о местожительстве Петра Королева, то, конечно, разузнал всё и о единственной родственнице профессора.

Гастон, словно бы почуяв недоброе, заворочался на полу и засопел. Но пока и вправду не проснулся. Настасья дернула руками, пытаясь высвободить хотя бы одну, но — хлопковое полотенце держало крепко: не скользило, не растягивалось. А тяпнутый господин явно шутить не собирался: поднес капсулу к виску Настасьи и нажал кнопку, высвобождавшую жало инъектора.

Транквилизатор на неё уже не действовал, и Настасья ощутила, как сердце её затрепыхалось от паники. Да, она знала, что благодаря китайскому биоинженеру Ли каждый теперь мог проходить трансмутацию сколько угодно раз. И, даже став старой уродиной, она совсем не обязательно осталась бы ею на всю жизнь. Вот только — она бы уж точно никогда не стала собой прежней. И она не хотела терять себя — почти так же сильно, как не хотела отдавать этому не-убийце разработки своего дедушки.