— Вот как? — У Макса в висках запульсировала кровь, и страшно заболела рана от инъектора, но говорил он почти спокойно, и дробовик в его руках не дрожал. — Это, пожалуй, потянет на принудительную экстракцию. И уж, как минимум, на химическую кастрацию — за попытку изнасилования несовершеннолетней!
— Ей уже исполнилось восемнадцать, я видел документы! — с искренним возмущением воскликнул Розен. — А пса этого я не убивал. Уверен, что он жив — просто спит. Такой мастодонт и три усыпляющих заряда запросто переживет!
— Вот и ты у меня сейчас
Мартин Розен обмяк и рухнул лицом вниз на загаженную собаками площадку. А Макс, даже не поглядев на него, закинул дробовик за спину и кинулся к Настасье. Девушка повернулась к нему — всем корпусом, упираясь правым кулаком в песок. И замерла в такой позиции — чуть приоткрыв рот, как если бы беззвучный потрясенный возглас замер у неё на устах.
Макс застыл в полушаге от неё — не решаясь приблизиться. Но Настасья вдруг вскочила на ноги — откуда только силы появились! — бросилась к Максу и обняла его. Обхватила его руками, уткнулась носом ему в шею, втянула в себя его запах.
«Кого же она обнимает: меня или Ивара?» — подумал Макс. Но тут Настасья запрокинула лицо и потянулась одной рукой к его затылку, запустила пальцы в его новые волосы: темные кудри. И — ждать он уже не смог: первым поцеловал её. Совсем не братским поцелуем. И сжал её в объятиях.
— Слава Богу, у тебя получилось, — прошептала она. — Я так рада тебя видеть!
И опять какой-то злобный бесенок зашептал в голове у Макса: «Она рада видеть —
Он представил, как несколько минут назад Розен лапал её, и у него возникло нестерпимое желание: снова схватиться за дробовик и теперь уже не махать его прикладом, а разрядить его в голову сенатора. Возможно, он бы и прикончил его прямо здесь — на собачьей площадке. Но тут к месту действия подоспел ночной портье: послышалось его деликатное покашливание. И они разжали руки: сперва — Настасья, потом уже — Макс, нехотя.
— Запер ту рыжую, как вы и велели, — доложил Андрей. — Сдадим городовым эту парочку, Максим Алексеевич?
— Может быть, и сдадим, — отозвался Макс. — Но позже. А пока принеси мне походную аптечку из моей машины. Этого мерзавца еще нужно будет приводить в чувство. И моего ньюфа — тоже.
— А мне, если можно, найдите какую-нибудь чистую одежду, — попросила Настасья.
— Мигом всё сделаю! — пообещал портье, отдал Максу второй дробовик и рысцой пустился прочь.
А когда он отдалился на порядочное расстояние, Настасья повернулась к Максу:
— Если Розен спросит про диск — увиливай, темни, — сказал она. — Я потом тебе всё объясню.
О каком диске она ведет речь — было неясно. Но Макс испытывал слишком сильное смятение, чтобы расспрашивать её. Он думал об их с Настасьей поцелуе — который, возможно, предназначался не ему. Он переживал за Гастона — к которому поспешил подойти. И еще: он страшно сожалел, что ударил Розена прикладом
4
Макс усадил очухавшегося Розена вместе с рыжей дамочкой на диванчике в Настасьином номере, а затем стянул им обоим запястья и лодыжки сверхпрочным скотчем из бионейлона. Настасья, уже успевшая принять душ и переодеться в немудрящую новую одежду, всё это время держала их на прицеле
Сверхпрочный скотч им только что принес ночной портье Андрей, который весь вечер носился, как борзая за механическим зайцем. До этого он, доставив Максу аптечку, побежал обратно в административный корпус, где имелся небольшой магазинчик для постояльцев. Там портье подыскал для Настасьи пару футболок, шорты и какие-то шлепанцы на липучках, а заодно и пластмассовую заколку для её роскошных волос. И Макс подумал: прежде чем они отправятся к месту назначения, нужно будет прикупить для девушки одежды и обуви.
— Тебе, наверное, нужно вернуться к себе на ресепшен? — обратился к Андрею Макс.
—
Он уже долго отсутствовал на рабочем месте, но явно утешался тем, что полученные этой ночью доходы многократно перекроют возможные вычеты за прогул. А увольнять работников никто не решался по обе стороны границы: где было взять новых?