Трансмутация [СИ]

Макс повернулся к столику, на который он сложил содержимое карманов Розена. И взял с него тот самый предмет, который давеча заинтересовал его более всех остальных — даже больше, чем работающий мобильный телефон, имевшийся у сенатора при себе. Впрочем, работающим он оставался недолго. Макс вытащил из него сим-карту, после чего шарахнул по мобильнику прикладом дробовика: ему вовсе не хотелось, чтобы Розена при помощи этого телефона отыскали его прислужники.

— Это — ключ-брелок от электрокоптера? — Макс показал Сюзанне болтавшуюся на цепочке пластиковую подвеску с крохотными кнопками.

— Да. Только он, — (новый кивок в сторону Розена), — говорил, что нужен специальный код, чтобы брелок сработал.

В глазах сенатора на краткий миг мелькнуло торжество. Но Макс даже и не подумал спрашивать его об этом коде.

— А где вы свой коптер оставили? — обратился он к Сюзанне.

И рыжая дамочка, несмотря на ненавидящие взгляды Розена, всё выложила. Макс коротко кивнул: он довольно хорошо знал эти места и понял, о чем речь.

— Настасья, можешь еще минутку подержать этих двоих на прицеле? — обратился он к девушке, а сам взял гостиничный телефонный аппарат и, благо провод оказался очень длинным, вышел с ним в соседнюю комнату.

7

Наверное, им нужно было отправляться в дорогу сразу — прямо на рассвете. Но Макс помнил, что должен еще купить одежду и всё необходимое для Настасьи. А местный супермаркет, как сообщил ему портье, открывался только в восемь утра. Главное же — Макс никак не мог решить, что же ему делать с Розеном и Сюзанной?

Конечно, Розен стал для него теперь бесполезен. И больше всего на свете Макс хотел снести ему голову. Однако Настасья была права: негодяй не заслуживал того, чтобы оставить по себе память как об убиенном мученике. И еще: сенатор чего-то хотел от Настасьи Рябовой. То есть, понятно, чего он хотел — на площадке для выгула собак. Однако ему что-то было нужно от неё изначально, когда он только прибыл сюда из Риги. Поразительно, что именно он встретил её тогда на мосту Европейского Союза! Конечно, он сообщил о ней фон Бергу — как о возможной свидетельнице деяний добрых пастырей. А потом, должно быть, обкусал себе все локти — когда понял, что внучка профессора Королева находилась у него в руках, да он её упустил. И теперь Макс не мог сдать балтийского сенатора конфедератской полиции, покуда не выяснит, какие карты у того имеются на руках.

Однако спросить об этом самого он политика не мог. Во-первых, тот по-прежнему оставался с заклеенным скотчем ртом — хоть периодически и начинал издавать мычание, явно намекая, что такое положение дел его не устраивает. Он мог мычать до скончания века, это никого не волновало. А, во-вторых, Мартин Розен решил бы, что Макс хочет вступить с ним в торги — по поводу имеющейся у него, Розена, информации. И стал бы ему врать и пытаться выговорить для себя условия освобождения. А начни Розен торговаться с ним — и Макс уж точно учинил бы физическую расправу над этим негодяем, который пытался надругаться над Настасьей. Над девушкой, которую Макс, беглый сын своего отца и еnfant terrible великой науки генетики, ухитрился полюбить. Да, он больше не желал себя обманывать: он её любил.

Макс напрямую спросил Сюзанну: что именно они искали в номере Настасьи? Но рыжая дамочка могла сказать немногое: Розен велел ей искать любые электронные носители информации. Без объяснений, что на этих носителях может находиться.

А Настасья не выказывала охоты расставаться со своими секретами. Раза два или три Макс, улучив минутку, шепотом пытался завести с ней разговор о предмете интереса Розена. Но девушка только сказала ему, что сенатор искал диск, на котором хранилась информация о научных разработках её деда, Петра Королева. И, когда Макс начал допытываться, что это за информация, Настасья лишь пообещала: «Потом всё расскажу». Даже не раскрыла секрет: где она этот диск спрятала? А уж о том, для чего научные сведения могли понадобиться лидеру добрых пастырей, Настасья и сама могла только гадать.

И вот теперь Макс очутился между Сциллой и Харибдой. Он должен был как-то избавиться от Розена и его спутницы — не тащить же их было к Новому Китежу, куда он рассчитывал доставить Настасью уже сегодня? Но вместе с тем он и не решался от них избавиться. Помнил известное правило: держи друзей близко, а врагов еще ближе.

Потому-то он и совершил нелепый, несуразный поступок: повел сенатора и его рыжую пассию в супермаркет, где вместе с Настасьей собирался сделать покупки. Скотч от тонких губ Розена он отлеплять не стал: забинтовал ему вместо этого всю нижнюю половину лица, отчего политик сделался похожим на героя писателя Герберта Уэллса — Человека-невидимку. Иного способа заставить его молчать он не видел. Но руки пришлось развязать и ему, и Сюзанне. Макс показал им обоим пистолет, подобранный вчера на собачьей площадке, после чего спрятал его в карман куртки и пообещал:

— Пошевелите хоть пальцем без моего разрешения — и проснетесь в полицейском участке.

8