Транснациональное в русской культуре. Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia XV

На днях получил из Ленинграда, благодаря любезности Ямпольского, Франка (большая серия «Библиотеки поэта»). Переводы Ахматовой меня по-настоящему волнуют. У меня даже мелькает мыслишка написать статью – «Франко в переводах Ахматовой», но вряд ли найдется для этого время[573].

Николай Ушаков видел Ахматову в ташкентской эвакуации:

Помню зал Военной академии имени Фрунзе. Запах натертого пола и новых гимнастерок, яркий свет. Ахматова читает стихи. ‹…› На этом вечере в Военной академии были Гафур Гулям и Иоганнес Бехер, Хамид Алимджан и Якуб Колас, Шейхзаде и Эмиль Мадарас, Владимир Луговской и Иосиф Уткин, Николай Ушаков и Николай Погодин[574].

В конце 1963 г. Ушаков вместе с Ахматовой был отмечен рецензентом в числе «младших современников Блока»[575]. Уже после смерти он назвал ее «классиком русской поэзии»[576] и писал об «уроках у Дениса Давыдова и Полежаева, Тютчева и Фета, Блока и Ахматовой, Франко и Леси Украинки»[577]:

А.А. Ахматова не только написала:

Сжала руки под темной вуалью… –

но и подарила русской поэзии афоризм, равный тютчевскому:

Я научила женщин говорить…
Но, боже, как их замолчать заставить!

(«Эпиграмма»)[578]

Символизм, акмеизм, футуризм, имажинизм, конструктивизм – пройденные этапы, они далеко позади, но Блок, Ахматова, Маяковский, Есенин, Сельвинский всегда с нами, так как они вырвались за пределы школы – в Россию, в Москву, в Ленинград, в рязанскую деревню, на фронты Отечественной войны 1941–1945 годов, как Державин из одических построений – в Санкт-Петербург и на Званку, как Пушкин из классических и романтических рекомендаций – в государство Российское, как Лермонтов и Полежаев от прелестных черкешенок в Кавказские жесточайшие войны, как Некрасов из эстетики пушкинских эпигонов – на Волгу, в Петербург, в Россию мелких чиновников и мужиков[579].

Письмо Дейча, Рыльского и Ушакова к Ахматовой, так же как другие эпистолы от украинских литераторов, нуждается, на наш взгляд, в «двойной подсветке». С одной стороны, его авторы совмещали в себе читателей и писателей. С другой – разыгрывался диалог национальных культур: если для адресата корреспонденция, помимо непосредственных финансово-деловых аспектов, находилась в поле «Ахматова и другие литературы»[580], то для родной культуры адресантов это – потаенный пласт не реализованных в печати проектов.

Осип Мандельштам и борьба за наследие Тараса Шевченко [581]

Эдуард Вайсбанд

Об интересе О.Э. Мандельштама к личности и творчеству Т.Г. Шевченко свидетельствуют прежде всего воспоминания Надежды Мандельштам и письма С. Рудакова из Воронежа в 1935 г. В интересе к украинскому национальному поэту в это время парадоксальным образом соединились противоположные модусы отношения Мандельштама к сталинской действительности: противостояние, острый бунт против нее – и одновременно желание найти в ней свое место.