Транснациональное в русской культуре. Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia XV

Сергей Шервинский, в конце жизни удостоенный в интервью Б. Носику быть названным ею в качестве первого в ее жизни мужчины, также сыграл роль литературного агента Кювилье[1047]. Неудивительно, что дату знакомства с ним (17 июля 1911 г.), квалифицировавшим позже их отношения как «юношеский роман, то, что называется amitié amoureuse»[1048], далее она подвергла своеобразной мифологизации[1049]. Видимо, именно Шервинский познакомил свою подругу со сборником «Круговая чаша. Десять московских поэтов», который она упоминает в обширном дневниковом письме к Волошину, во фрагменте, относящемся к 18 апреля 1913 г.[1050] В предисловии к сборнику говорилось: единственное, что объединяет авторов, – все они публикующиеся впервые москвичи, и поэтому этот альманах является «противовесом – главным образом петербургским – партийным сборникам»[1051]. Несмотря на это самоопределение, за Шервинским стоял определенный круг друзей-поэтов. В письме к нему от 12 октября 1913 г. Кювилье сообщала, что была в гостях у Сергея Соловьева, который просил передать, что собирается к нему в гости, а в письме от 16 октября – что Соловьев просил записать ее стихи в альбом Шервинскому[1052]. Отметим, что даже в период подъема ее отношений с Волошиным Кювилье пишет гигантское стихотворение, датированное 28 февраля 1913 г. и имеющее прозрачное посвящение «à S.Ch.»[1053]. Его имя регулярно появляется в письмах к Волошину весны 1913 г., до ее первого посещения Коктебеля, причем порой обыгрывается данное ею прозвище Белый Принц. Например, в письме от 27 апреля она писала Волошину: «Для меня Вы самый лучший, из всех, и я Вас не променяю на десять Белых Принцев! Я предпочитала бы остаться Вашей девочкой, чем стать чужой королевой»[1054]. Например, в письме от 8 мая она описывала случайную встречу с Шервинским на улице: «Ах, он прелестный! Я чувствую, что он похож на Александрийского поэта. Любит изысканные стихи и слова. – Милый, Белый – Мне хочется сказать ему, как Марина: “Мальчик мой, сердце мое –”»[1055]. После сразу впечатлившего ее знакомства с В. Весниным она пишет элегическое стихотворение и Шервинскому, датированное в рукописи, посланной Волошину в письме, 28 августа 1913 г.[1056] Добавим, что Шервинский имел отношение к еще одной небезызвестной московской литературной антрепризе. 11 февраля 1914 г. Кювилье сообщала М. Волошину: «– Стихов я сейчас не пишу. А в январе много. Меня приглашал через Сережу Шервинского какой-то Юлиан Анисимов в свой альманах “Лирика”. Я послала Сереже 5 стихотворений, и он отвез их Анисимову, который должен был с жюри каким-то решить, можно ли французские стихи печатать в альманахах. Анисимова не было дома, и Сережа оставил стихи его жене[1057]. И уехал в Кисловодск. – В марте выйдет “Лирика”, и мне любопытно узнать, стала ли я “лирикой” или нет»[1058].

Однако стихи Кювилье, так и не увидевшие свет в составе этого альманаха, все еще планировались к публикации отдельным изданием и следующим коктебельским летом. В своем первом письме к Блоку от 22 августа 1914 г. она косвенно намекала на свое желание, чтобы он написал к ним предисловие: «Я хочу прислать Вам свои стихи – весной, после войны они будут напечатаны, но я хочу, чтобы Вы их знали раньше, меня раньше знали – Несколько дней тому назад Ал. Толстой, говоря о них, сказал мне: “Мы Вам несколько предисловий напишем. – Ну, я могу написать, Макс (Волошин), – Бальмонт”. И я ответила: “Я больше всех люблю Блока”. – Но он сказал: “Блок французских стихов не любит”. – И я с того дня еще сильнее захотела, чтобы Вы узнали меня –»[1059]. Блок, как явствует из начала второго письма, не ответил на это послание, а 12 ноября 1914 г. Кювилье сообщала Шервинскому: «Сережинька, мне сейчас очень нехорошо стало. В меня очень влюблен один очень юный мальчик, – ему тоже 21 год, как Вам, – и я его тоже любила, – люблю, – я уже не знаю. Но вчера я нашла название для своей будущей книги стихов, и пришла в восторг. Марина меня умолила читать M^me Desbordes-Valmore[1060], ‹1 нрзб.› первую книгу с элегиями и идиллиями, была тронута, – и только, – и вдруг, среди бесконечных жалоб или в чем-то похожих на это, я нашла такой возглас: “O Salamandre d’amour!” Эти слова относятся к Louisе Labé[1061]. Но я их себе возьму. Не правда ли, хорошо – “Salamandre d’Amour”? “La salamandre d’Amour”»[1062]. На следующий день, 13 ноября, она уже написала стихотворение, в котором обращалась к Саламандре любви[1063]. Литературная молва, как всегда, бежала впереди, и для Ольги Бессарабовой Кювилье на первой встрече была уже автором книги стихов: «В 1916 (или 17?) я запомнила ее худенькой девушкой в темном скромном платье на одном вечере Религиозно-философского общества – в обществе Вячеслава Иванова (поэта). Тогда мне сказал кто-то, что она автор тоненькой книжки французских стихов»[1064].