Трансперсональный проект: психология, антропология, духовные традиции Том II. Российский трансперсональный проект

Позднее матрицы были выделены и в текстах индийских упанишад, и в латинских трактатах викторианской традиции. Поспешим оговориться, что общим в них является не более чем сам принцип матричного развертывания, поскольку он опирается на такую базовую закономерность, как слоистость сознания. Все остальное различается довольно сильно. В этом можно убедиться, просмотрев переводы текстов с более подробными комментариями, приведенными в нашей книге «Язык при измененных состояниях сознания» (1989). А нас заинтересует более практическая проблема. В самом деле, прочитав только что матричные тексты, читатель почувствовал, что это – странная литература, но никакого изменения сознания у него не произошло.

В чем же дело? В том, что до сих пор мы говорили о внутренних механизмах, о языке, а сейчас должны перейти к внешнему – к речи. Это предмет совершенно особой теории – риторики измененных состояний сознания, и первое понятие, которое она вводит, – тип чтения. В самом деле, читать эти тексты так, как мы привыкли в нашей культуре, бесполезно. То, что мы поняли текст и даже начертили матрицу, еще ничего не значит. Его нужно разучить наизусть и повторять часто, постоянно, сосредоточенно, совмещая строки матрицы с ритмами дыхания.

По поводу этого типа чтения древние имеют много что сказать. Достаточно указать на теорию «джапа», определяющую тип чтения в традиционной индийской культуре. Русские также давно знали, что нужно «не токмо написанное чести, но и творити я», пользовать себя текстами. Доказательством правильности текста в этой системе служит не то, что мы с ним согласны, но что нам с ним хорошо жить, что он у нас на устах. Матрицы как бы перелистываются в сознании читателя, структурируя весь опыт, который он получил или получит. Читатель становится ходячим текстом, продолжает его в новых ситуациях, незаметно становится и автором. Точнее, после того как кристаллик матрицы, заброшенный в душу, разросся, читатель и автор сливаются в единое целое. Как знают литературоведы, такие тип чтения и тип авторства весьма архаичны. Но, может быть, для преодоления теперешнего духовного кризиса стоит возвратиться к некоторым очень старым моделям.

Архаичные средства просты, но сильны. Так и матрицы: укрепившись в словесности, они разрастаются на смежные области культуры. Так, появившись в латинском Средневековье, они заразили матричностью музыку, придав существенный импульс возникновению полифонии. В славянском Средневековье это влияние направилось в другую сторону – на изобразительные искусства, повлияв на выработку знаменитого плетеного орнамента. Сам Епифаний Премудрый не считал за потерю времени и труда выполнить эту «зримую партитуру», чтобы поместить ее перед началом своего плетеного текста. Высказано предположение, что эта «плетенка» могла играть роль путеводителя по сложной структуре текста.

Как видим, в первом случае матрицы распространились на область искусств, связанных со слухом, а во втором – искусств, связанных со зрением. В этом нет ничего удивительного. Смежные с речью знаковые системы способны и сами по себе вызывать измененные состояния сознания. Для музыки это положение не нуждается в особых доказательствах (вспомним о тех же рок-концертах), в изобразительных искусствах это доказано для некоторых сочетаний цветов, но прежде всего – для орнамента. Если внимательно разглядывать некоторые его типы, происходит изменение сознания. К примеру, в возникшем несколько десятилетий назад «аблационном автогипнозе» для этой цели используется фигура из ряда концентрических кругов с точкой посредине.

То, что каждая культура здесь выбирает свое, лишний раз свидетельствует, что поле сознания в каждом случае устроено немного по-другому. Это перспективное направление теории.

Для практики отсюда тоже есть важный вывод. Если под языковую матрицу подложить еще одну – звуковую или зрительную, – то их способность изменять сознание сложится, а может, и умножится. Настолько, что для достижения вполне глубоких измененных состояний достаточно будет просто внимательно слушать и смотреть, не прибегая к активной регуляции дыхания и собственному чтению. Как это делать – зависит от типа слушателя (зрителя).

Если у него больше развито слуховое восприятие, то лучше положить матричный текст на музыку. Только чтобы внимание не отвлекалось на фиоритуру, чтение должно балансировать на границе пения, все же не переходя в него. Особо полезными здесь могут быть такие жанры, как речитатив и мелодекламация. В наши дни они недооценены и полузабыты. Не так было в старину, когда они применялись для исполнения максимально почитавшихся сакральных текстов. Некоторое представление об этом может дать так называемое «наречное» чтение, сохранившееся в православной литургии. Если верить реконструкциям историков, это своеобразное «живое ископаемое» сохранило некоторые черты фонации элевсинских мистерий и текстов Гераклита.