Ту зиму я провела с Барни и его женой, Эйлен Лидс. Она лет через пять разбилась на манеже, а тогда была знаменитой.
— Каким был Барни Парриш? — робко спросил Томми.
У него все еще в голове не укладывалось, что эта дружелюбная разговорчивая женщина — величайшая звезда Летающих Фортунати. И снимок ее — вместе с мужем и братом — висел на стене его спальни много лет. Неужели и Барни Парриш, легенда Большого Шоу… Томми затруднялся выразить эту мысль… ну, тоже обычный человек, с которым можно быть знакомым и запросто общаться?
— Барни? Ох, он просто лапочка, — уверенно сказала Клео. — Ирландец… Ты понятия не имеешь, какой у него акцент. А я тогда говорила с техасским выговором, и иногда мы едва друг друга понимали. Он и Эйлин обращались со мной, как с собственной дочкой. Эйлин тайком подсовывала мне шоколадки, приговаривая, что бедному ребенку — то есть, мне — нужны силы. А Барни их у меня отбирал, утверждая, что не хочет, чтобы я растолстела. А потом возвращал с условием, что я с ним поделюсь и не расскажу Эйлин, потому что она в свою очередь тоже не хотела, чтобы он нарушал диету. Как-то он сказал, — глаза Клео затуманились, — чтобы стать воздушным гимнастом, надо держать в уме только одну вещь — философское отношение к возможности сломать себе шею.
Томми припомнил, что и Марио говорил что-то похожее. Где же Марио? Томми поерзал на стуле. В другое время разговоры о мире Большого Шоу, о его легендарных артистах захватили бы его целиком. Но сейчас он просто не мог спокойно ими наслаждаться.
— Еще печенья, Томми? Лисс?
— Нет, спасибо, — он вспомнил правила приличия, — но оно замечательное. Вы сами пекли?
— Господи, нет! — рассмеялась Клео. — У меня даже вода подгорает. Деловые женщины не готовят.
Томми смешался, вспоминая, как гордилась своим ведением хозяйства Бесс Зейн, как отлично она жарила и пекла. Хотя она больше не выступала. Почему нет?
— Клео, а где Барни сейчас? — поинтересовался Анжело.
Живое лицо Клео вдруг погасло и побледнело. На секунду она стала выглядеть на свой возраст.
— Я не знаю, — грустно ответила она. — Никто не знает. Видит Бог, мы перепробовали все. Я до сих пор считаю, что он связался бы со мной, если бы был жив. Я была ему как сестра. Он был моим посажённым отцом на свадьбе. Когда я сломала руку и не могла спать, сидел со мной всю ночь и читал мне ирландские сказки. Но потом он упал, уехал на скорой… и просто исчез.
— Я думал, он умер, — в шоке выдохнул Томми.
Ему и в голову не приходило, что великий ирландский гимнаст, покалечившийся во времена его детства, все еще может быть жив.
— Нам было бы легче, знай мы это наверняка, — вздохнул Лионель. — Но он буквально испарился. Рэнди Старр обратился в агентство Пинкертона. Когда они сдались через год, Джим и я наняли частного детектива. Барни отследили до мексиканской границы, но там след пропал. Больше никто о нем ничего не слышал.
На них опустилась сумрачная тень призраков прошлого. Прославленный ирландский гимнаст, идол Марио, сломавший обе ноги при падении, растворился в забвении вместе с другими загубленными карьерами. Томми подумал о Люсии, которая своей грацией порой маскировала боль и неловкость, о Джо с его рано поседевшими волосами, который когда-то умел «всего понемногу». Он думал о собственном отце, о широком уродливом светлом шраме, пересекавшем глаз Тома Зейна, о кровавых лоскутах порванного костюма.
— Таков наш бизнес, — мрачно произнес Анжело. — Сейчас ты на вершине мира, а через минуту… куда все подевалось?
— Да ладно, развели траур! — вздрогнул Джонни. — Ни к чему такие разговоры! Можно мне еще кофе, Клео?
Пока она возилась с кофейником, в трейлер вошли Папаша Тони, Марио и Джим
Фортунати. Клео засуетилась с добавкой кофе, бутербродов и выпечки, в трейлере стало тесно. Лисс и Клео умостились на одном стуле. Томми уступил свое место Папаше и уселся на пол рядом с Марио. Наступила тишина.
— Нет, Клео, спасибо, кофе больше не надо, — заговорил Папаша Тони. — Не буду мучить вас ожиданием, дети. Мы понравились Старру, но в этом сезоне он нас не берет.
Томми взглянул на Марио, но не увидел его лица за большой синей кружкой с кофе. Лисс выглядела разочарованной, однако не слишком удивленной. Джонни ударил кулаком о пол.
— Он сделал предложение, дядя Тони… — начал Джим.
— Нет, — перебил Марио, — я же просил…
Джим Фортунати жестом велел ему замолчать.
— Он предложил выпустить Марио на центральный манеж с Клео и Лионелем. И взять Тони агентом. Но других ловиторов он использовать не может. Девочка…
не хочу уязвить твои чувства, Лисс, но он так и сказал: «У меня с десяток таких же хороших и почти таких же симпатичных». Паренек… Томми?… выглядит многообещающим, но заключить с ним контракт мы сможем только через пять лет. Мы выступаем в крупных восточных штатах, а там очень строгие законы насчет несовершеннолетних в номере. Кое-кто из детей наряжается для парада-алле или ездит по манежу, но наша политика четкая — до двадцати одного года в воздухе делать нечего. Было бы ему хотя бы восемнадцать, подделали бы документы. Но шестнадцать — нет.