Трапеция

— Я хочу поехать, — убежденно сказал Томми.

Среди ночи он проснулся, вдруг неуверенный, сможет ли оставить родителей.

Серебристый лунный свет падал на стену, освещая фотографии. Память пришла на помощь, и Томми видел лица ясно, как днем. Марио, Анжело и он сам возле веревочной лестницы. Он помнил день, когда Маленькая Энн сделала эту фотографию. Это был День ее рождения. И первый день, когда Марио смог сделать тройное сальто на репетиции и не упасть. Правда, на обратном пути Томми подал трапецию на долю секунды раньше, чем следовало, она ударила Марио по локтю, рука онемела, и тому пришлось отпустить перекладину. Томми чуть ли не волосы на себе рвал, понимая, что испортил момент триумфа. Папаша

Тони орал на него минут пять, время от времени прерываясь рявкнуть на Марио, затем в гневе ушел. А Томми спустился с аппарата почти в слезах. Марио, все еще баюкая локоть, глянул с улыбкой.

— Расслабься, парень. Тебе надо подучить итальянский. Большую часть времени он вопил на меня.

Анжело, завязывающий шнурки, вскинул голову.

— В следующий раз, Мэтт, падай прямиком в сетку. У тебя так голова кругом шла, что ты не поймал бы перекладину, даже если бы Томми бросил ее правильно.

Твой тайминг полетел ко всем чертям.

Марио развел руками.

— Diomio, что за семейка мне досталась! Я сделал тройное сальто, а им не понравилось, как я вернулся на трапецию!

— Да-да, — с нежностью ответил Анжело. Запустив пальцы в черные кудри Марио, он заставил того поднять голову. — Думаешь, я не знаю? Но я же не хочу, чтобы ты свернул шею, ragazzo.

Они совсем забыли про Томми. Или уже принимали его присутствие за должное.

В этот момент мимо проходила Маленькая Энн, со своим новым фотоаппаратом искавшая, на что бы потратить последний кадр, и сняла их троих.

Лежа в кровати и глядя в темноту, Томми так и не понял, что его настойчивость по-любому привела бы его в воздушный номер — рано или поздно. Для него полеты по-прежнему означали Марио.

Неделей позже прибыл контракт. Отец прочел его и объяснил Томми:

— Короче говоря, Папаша Тонио будет твоим законным опекуном, пока тебе не исполнится восемнадцать. И он несет за тебя ответственность.

— А для чего это все?

— Есть разные причины. В том числе по закону несовершеннолетние, не проживающие с родителями, должны иметь опекуна. А еще он сможет заключать контракты для всей своей труппы сам, а не присылать мне отдельный, чтобы я подписал. Но твой контракт он передать никому не может. Здесь сказано, что, пока ты не живешь с родителями, ты должен оставаться под его крышей и под его личным присмотром. In loco parentis — в качестве родителей. Что касается зарплаты… ты будешь получать карманные деньги, а остальное пойдет на твой банковский счет. И никто — ни мама, ни я — не сможем их снять. Только ты — и то, когда тебе исполнится двадцать один.

— Пап, ты что, мои деньги ему не доверяешь?

— Если бы я не доверял ему твои деньги, разве я доверил бы ему своего сына?

Просто хочу, чтобы у тебя был начальный капитал. В общем, никаких денег, пока тебе не стукнет двадцать один.

Отец улыбнулся, но глаза были серьезные.

— Адский труд и мелочь на карманные расходы. И ты знаешь, как Тони обращается со своими. Последний раз спрашиваю, сынок. Мне ставить подпись?

Томми кивнул. Отец расписался, потом Томми взял ручку и написал на контракте свое полное имя: Томас ЛеРой Зейн-младший. И вдруг задумался, каково будет чувствовать себя Томми Сантелли.

В канун Рождества к Томми запоздало пришло осознание всей важности принятого решения. Всю неделю, проведенную в разъездах по магазинам, он был слишком взволнован, чтобы думать. Теперь же отец, развалившись в кресле, курил сигару из присланной Ламбетом пачки, мать напевала рождественский гимн, а ему хотелось плакать. Хотелось вскочить, разрыдаться, умолить отца написать Сантелли, что все это ужасная ошибка, что он не собирается никуда ехать. Потом отец пошевелился в кресле, Томми встретился с ним глазами и почувствовал, будто отец знает, что у него на уме. Том Зейн столько проработал с животными, что понимал все происходящее без слов.

— Лентяйничай, пока можешь, — сказал отец с зевком. — Недолго осталось.

Слова застряли в горле. Несколькими дня позже, собирая новый чемодан, Томми удивлялся, как мог в чем-то сомневаться.

В канун Нового года под яростным ливнем Томми сел в автобус до Лос-Анджелеса. Махая на прощание родителям, он знал, что прощается с детством.

Когда родные лица исчезли из виду, стало немного грустно. Даже дома у него больше не было: мама перебиралась к отцу на зимнюю стоянку. Впрочем, если подумать, это место вряд ли можно было назвать настоящим домом. Томми ощущал странную неопределенность, подвешенность, но он был слишком молод и жизнерадостен, чтобы долго печалиться. К тому времени, как автобус выехал на трассу, Томми уже спал и видел сны.

ГЛАВА 6