Трапеция

На экране за головой Барри Кэсса Томми видел кадры, которые они снимали заранее и которые транслировались сейчас на всю страну: трапеция, фигура Джонни головой вниз — размытая, нереальная, раскачивающаяся в гипнотическом ритме. Томми ощутил, как невольно сократились плечевые мышцы и напряглись икры — словно он сам был в ловиторке. На заднем плане все выше и выше взлетал вольтижер, чей кач идеально совпадал с движениями ловитора.

Томми никогда прежде не видел себя со стороны и сейчас даже не понял, что это он и есть. Все его внимание было сосредоточено на Джонни в ловиторке. Томми стоял неподвижно, но когда два силуэта на экране встретились, соответствующие мускулы сократились, а в животе екнуло. то его мир. Он там, где его место.

Пальцы Стеллы скользнули в его ладонь, и он с грубоватой нежностью сжал ее руку. Он посмотрел на Джонни: тот стоял, напряженный и озабоченный, совсем не похожий на совершенного почти до боли человека с экрана.

Его я тоже люблю. Я никогда этого не понимал. Иногда он мне совсем не нравится, но он тоже мой брат, и я люблю его…

— Сантелли, пожалуйста. Мистер Гарднер. Тридцать секунд.

Марио стоял сразу за ним — как и многие годы до того. Томми не смотрел на него и не дотрагивался, но чувствовал его дыхание и тепло его тела.

— А теперь Джон Гарднер представляет… — говорил Барри Кэсс, — Летающих Сантелли!

Свет, бьющий в глаза. Грохот аплодисментов, словно шум дождя по крыше трейлера давным-давно. Огни у подножия аппарата, огни повсюду, центральный манеж и миллионы зрителей. Стелла лезла по лестнице перед ним. Томми потерял счет времени, ему казалось, будто он видит себя со стороны — берущего мешочек канифоли, натирающего им руки… Было ли это сейчас или много лет назад? Потом Марио оказался рядом, с былой небрежной эффектностью ступив на мостик. На дальнем конце аппарата свет играл на ярких волосах Джонни.

— Хорошо, Везунчик. Ты первый. Жди моего сигнала.

Руки Стеллы, подающие ему трапецию — крепкие, уверенные, больше не дрожащие. Обхватить перекладину, сорваться в долгий плавный кач, напряжение в плечах, перевернуться, обратный кач, нырнуть, захватывающее чувство свободного полета, руки Джонни. Снова полет, от которого захватывает дух, волнение, перекладина под пальцами, прыжок… легкий стук от приземления на мостик. Стелла — стройная и прямая, как стрела, летящая, пикирующая.

Марио. Плавная совершенная линия его тела. У Томми снова напряглись плечи — какую-то секунду он не мог бы сказать, в чьи руки летит Марио — Джонни или его. Слияние, полет, Марио и Стелла проносятся друг мимо друга, как птицы.

Томми сам был словно в полусне и одновременно сосредоточен, как никогда.

Тело Стеллы рядом было гладкое, твердое и как бы обезличенное, но в то же время Томми чувствовал ее так остро, что это было сродни сексуальному желанию. Мимолетный взгляд Марио. Он снова в воздухе. Выверенный, бесконечный полет вне времени…

А потом все закончилось, и они один за другим нырнули в сетку и поклонились.

Томми пришел в себя, поеживаясь и дрожа. Он знал, что на экране полет продолжается и продолжается — вечный, изумительный — но для них все завершилось. Клео Фортунати подошла и заговорила с ним, и он вежливо ответил, так и не поняв, что именно она сказала. Марио встал рядом, их руки на мгновение соприкоснулись. Джонни, смертельно бледный, принимал поздравления и отвечал на вопросы. Стелла тоже выглядела очень бледной и маленькой, но все-таки выше Клео, которая подошла к ней, крепко обняла и сказала что-то такое, от чего Стелла вспыхнула, как ребенок от похвалы.

В фокусе зрения появился Барт Ридер. Вежливо улыбнувшись, он обменялся с Томми сухим рукопожатием и сделал положенные формальные комплименты. А потом быстро заговорщицки улыбнулся и шепнул: «Завтра я скажу тебе, что на самом деле думаю по этому поводу». Затем он пожал руку Марио, и репортеры сделали их совместный снимок. Но даже это не согнало с лица Марио ликующую улыбку.

Сейчас с Марио все в порядке. Он там, где должен быть. Там, где мы все должны быть.

В раздевалке Томми отскреб с лица грим, чувствуя, как стягивает кожу. После представления для всех — и артистов, и репортеров, и киношников — организовали прием. Томми влез в строгий темный костюм, который приобрел специально для этого события — свой первый костюм. Марио протянул ему руку с обмотанным клейкой лентой запястьем, и в голове Томми всплыло смутное воспоминание. Оторвав ленту, он обернул покрасневшую кожу бинтом и закрепил напульсник.

— Для чего вообще этот прием?

Марио пожал плечами.

— Без понятия. Реклама для Джонни, наверное. Или для фильма о Паррише. Да какая разница? Там бесплатные напитки.

На приеме к Марио подошла Клео и почти обиженно спросила:

— Почему не было Люсии? Я так хотела ее увидеть.

— Она передавала тебе привет, Клео. Не смогла приехать, потому что пообещала сводить Тессу на пасхальную утреню.

В вечернем платье с глубоким вырезом Клео выглядела почти незнакомой. На губах ее заиграла мягкая улыбка.

— Так я и знала. Лу никогда сюда не приедет. Но после того, что она для меня сделала, я ей все прощу.