Трассировка будущего 2.0

«Чего я хочу?», – в который раз спросил я себя. И этот вопрос, как и все предыдущие, словно ушёл в бездну. Ничего не пришло ко мне: не было ни образов, ни монологов, ни ощущений. Какое-то оцепенение, онемение наступало каждый раз, когда я задавал себе этот вопрос, мучивший меня своей безответной безысходностью.

Да я не знал, чего я хочу.

Но я понимал, что и вопрос этот, и ответ на него для меня самого были вызовом. Самым сильным вызовом за всю мою жизнь. И никто не мог подсказать мне ответ. Никто, только я сам мог дать себе ответ на этот простой вопрос.

«Это тупик», – подумал я. Вся моя жизнь, до этого тщательно собираемая в некую целостность, рассыпалась. Я понимал, что будущего у меня уже нет.

«Закончить ничем», – это было итогом всего того, что я сделал. Так я это тогда понимал.

Здесь, в горах, в этом странном месте, я не мог себе врать. То, что я прятал от себя, та суета, которую я находил для себя, уже не могли быть более щитами от меня самого. «Это конец. Это крах», – подытожил я.

Я вспомнил, что что-то подобное у меня уже когда-то было. Но сейчас всё выглядело гораздо хуже. Начинать нужно было даже не с нуля.

А всё потому, что слушал советы других, кого считал для себя авторитетом. Я поступал так, как они советовали. Я полагался на них. Я играл в их игру и покорялся их целям, сам того не понимая. Но оправдывать себя уже более не имело смысла.

Да, я был успешным игроком в чужой игре. Значимой фигурой в их партии. И сейчас я это отчётливо понял. Понял, что всю жизнь до сих пор играл в чужие игры по чужим правилам и с неясными для себя последствиями.

И теперь я решил играть в свою игру. Но только я не знал в какую. Так долго я был похож на маленький игрушечный паровозик, который волочили за собой то один, то другой мальчик. И вот теперь этому паровозику предстояло запустить пар, найти свой путь и начать двигаться в нужную ему сторону.

«Чего я хочу – чего я хочу? Чего я хочу – чего я хочу?» – это напоминало стук колёс и ритмом отзывалось внутри меня. Под этот ритм я и уснул.

За гранью слов,

За гранью грёз,

За гранью просто бытия,

Черпаю мудрость из безмолвья,

Из пустоты,

Где «ты» и «я» – не существуют,

Где дороги,

Переплетаясь и скользя,

Уносят разум за пороги

Невозвращения.

Ни возвращения.

Ни оглядки.

Ни сожаленья.

Ни стыда.

Лишь только смутные догадки: кем был, где жил, и жил ли я?

Однако нечто заставило меня проснуться и оцепенеть от ужаса. Страшный рёв я услышал сквозь сон.

«Рр-ааа-ууу!»

Я не сразу понял, приснилось ли мне это или прорвалось ко мне из реальности. Но проснувшись, я лежал какое-то время, напряженно вслушиваясь в тишину. «Ничего. Приснилось», – успокоил я себя. Но страшный звук этот повторился, усиленный напряжением всех моих чувств.

«Рр-ааа-ууу!»

Я вскочил.

А дальше началось нечто странное.

Какая-то одна моя часть в испуге и панике от дикого протяжного рёва, продирающего, словно щёткой по металлу, наотмашь, через всё тело косыми ударами передёргивающего судорогой ужаса раздирающего всё моё естество, вынуждала в горячке куда-то бежать, спасаться, уноситься прочь от этого сатанинского рёва, в то время, как другая моя часть – спокойная и рассудительная – говорила: «Надо надеть сперва ботинки, ведь в одних носках далеко не убежишь».

И я надел ботинки.

Рёв приближался, становился громче. Я уже слышал хруст веток. И снова одна моя часть говорила: «Беги, как есть, спасайся». А другая рассуждала: «Надо взять нож». И я взял в руки нож. И стоял один в лесу с маленьким ножом в руках и глазами убийцы.

Я не знал, что это такое, не понимал, какое существо способно так пронзительно реветь среди ночи, не знал даже, было ли оно одно – так холмы отражали и усиливали жуткие звуки.

Но я знал одно: за просто так я свою жизнь не отдам. Даже если мне и суждено умереть здесь, посреди леса, одному, ночью, от чего-то такого, что и понять нельзя, то я умру не просто так.

Так и стоял я, дожидаясь развязки.

Нет, я не стал бежать и спасаться. Хотя и мог. И не стал молить о прощении грехов. Даже на ум не пришло.

Но по мере того, как эта тварь, ломая сучья, продиралась ко мне всё ближе и ближе, а звуки рёва становились всё нестерпимее и нестерпимее, во мне крепла странная решимость. В этом состоянии не было ни капли малодушия, ни капли сомнений или страха. Но чётко осознаваемая решимость принять судьбу свою до конца, какой бы страшной она ни была. Ведь в месте этом никто никогда тебя не найдет, не придет на помощь, и тело никто не зароет в землю. Так оно и истлеет. И хорошо, если умрёшь сразу.

Так и стоял я готовый ко всему, хладнокровный, одинокий в ночи. На полном максимуме своих сил. Как я сейчас это понимаю.

Но постепенно рёв ночной дикой твари стал удаляться и затихать. Всё дальше и дальше уходило от меня это нечто. Пока не затихло совсем. Тогда я развел костёр и согрел воду. И пока горели остатки дров, я сидел и думал, думал, думал…

Я понял, чего я хочу.