— Хорошо, дедушка, хорошо, — словно угадав мысли Степана Кузьмича, похвалил Яша. — А ты, дедушка, не снимай его, так и носи… Ведь можно носить, Анна Петровна?
— Я думаю, что можно, — сказала Аня.
А Степан Кузьмич строго заметил внуку:
— Погляди-ка печенки, как бы не сгорели.
Яша спохватился: действительно, он совсем забыл про картошку. Печка давно прогорела, угли уже потемнели, подергивались сизым пеплом, и это, конечно, было самое лучшее время для картошки. Да только вот тепло зря уходит. Правда, на улице сегодня уже так тепло, что Яша готов был и без фуфайки в школу бежать, да дед заставил надеть… А скоро уж и совсем весна, грачи прилетят, трава, за диким луком можно будет на Урань побежать.
Яша выкатил из золы картофелины. Конечно, есть уже можно было, хотя они немного и не дошли, но уж очень хотелось Яше угодить Анне Петровне настоящими печенками, такими, которые во рту сами тают…
— Ну как, Яша?..
— Сичас, Анна Петровна!.. — И тут Яша выкатил из голландки крупную картофелину. Он проворно подхватил ее и, обжигая пальцы, перекатывая ее с руки на руку, положил на стол.
— Вот, Анна Петровна, наши печенки, попробуйте.
Потом он достал печеной картошки и деду, и себе, и они стали есть, посыпая дымящуюся картошку крупной желтой солью.
Картошка была и в самом деле такая вкусная, какой Аня никогда и не едала. И она похвалила:
— Ну и вкуснота! Где это ты научился?
Яша охотно стал объяснять:
— А тут ничего трудного. Сгребешь кочергой уголья в одну сторону, а в другую положишь картошки и засыплешь их золой. Они сами испекутся.
Аня вспомнила о письме, где мать написала про чудные опыты отца, и сказала тихо:
— Молодец! Очень вкусно…
— А вы, Анна Петровна, разве до этого ни разу не ели печенок?
— Нет, не приходилось.
К разговору присоединился и дед Туча.
— Эта наука, милушка, проста. Поживешь — научишься. — Старик вздохнул. — А вот как научиться жить одному в пустом доме?
— Это как — в пустом доме? — сделала непонимающий вид Аня.
— А так. Принесли вот заместо сына орден, так ведь с железкой не поговоришь. Приколола ты его мне на грудь, но он ведь никогда не скажет мне — «Отец». А если и Яшка уйдет от меня, останусь совсем один… Вот и наука… А печь картошку… — старик махнул рукой.
— Не расстраивайтесь, Степан Кузьмич, не оставят вас люди одного, — пыталась успокоить старика Аня. — Да и Яшка пока с вами… Конечно, ему… Понимаете, Степан Кузьмич, Яше, может быть, лучше будет в какое-нибудь училище поступить, где кормят, обувают, а то ведь как же вы вдвоем, старый и малый… — не первый раз Аня об этом разговор заводит, но всякий раз волнуется. — Есть вот суворовское училище, где на офицеров учат…
— Погоди, милушка, — перебил дед Туча — Я понимаю, ты желаешь только добра моему внуку. И я согласен с тобой, пусть на офицера выучится, пусть поедет. Слышишь, Яшка? Как скажет Анна Петровна — так и делай!..
— Нет, нет, никуда я не поеду. Не оставлю тебя, — крикнул вдруг Яша, подхватив с лавки шапку, побежал на улицу, словно его прямо сейчас собрались отправлять на учебу.
Аня вышла следом, простившись со стариком. Яша бежал по улице к школе.
«Наверное, у них эта репетиция», — подумала Аня.
Глава седьмая
Спектакль, который репетировался в школе под руководством «режиссера» Валентины Ивановны, должен был показываться накануне пасхи, потому что это был антирелигиозный спектакль под названием «Паутина». В нем показывалось, как попы и религиозные фанатики опутали одну хорошую женщину, завлекли ее в свои церковные сети, из-за чего эта хорошая несчастная женщина лишилась семьи и в конце концов покончила с собой.
Спектакль должен был получиться острым и поучительным, так как Валентина Ивановна сама исполняла роль этой несчастной женщины. Но опасение вызывал Семка Кержаев, который исполнял роль попа, — так в одном особенно трогательном месте, где Семка-поп должен был окончательно увлечь несчастную женщину в свои религиозные сети, он, Семка, сколько ему ни толковала Валентина Ивановна, отклонялся от роли: он, во-первых, норовил обнять ее, а во-вторых, называл Валентиновной и говорил совсем не то, что надо было.
Валентина Ивановна сердилась, грозила прогнать Семку, исключить из спектакля, а на роль попа пригласить самого Аверяскина Ивана Филипповича, так как он горит желанием принять участие в том спектакле. И на некоторое время Семка делался послушным «артистом».
До пасхи оставалось три дня, и весть о том, что в школе готовится «пасхальное» представление, в котором будут изображать «наших богомолок», облетела и взбудоражила Урань. Впрочем, это могло только казаться самой Валентине Ивановне, с головой ушедшей в свой спектакль, да еще Ане, которая никогда не видела, как готовится сельский человек к этому православному весеннему празднику. О том, что есть такой праздник, Аня и раньше слышала, но чтобы его ждать, как Первое мая, чтобы готовиться к нему, — нет, про это Аня не знала. А тут вон что творится!