Травести бурлеска

— Может быть и так, — ответил он и предложил допить остатки коньяка, чтобы лучше думалось.

Я отказался. Если всё так запутано и запущено, какую роль играл сам Игнат в светопреставлении? Зачем он припёрся ко мне в поисках пропуска? Мне ничего не оставалось, как прямо спросить его, высказав все свои подозрения. Я спросил его, откуда он знает о клубе.

— Ты будешь смеяться, — начал он, — но однажды, мой дед, почивший в Бозе, когда мне было двенадцать, сказал, что когда я вырасту и стану взрослым, то должен буду найти того, который подглядывает и только тогда пойму в чём смысл всего происходящего.

Не смотря на то, что я был изрядно пьян и мог поверить чему угодно, я усомнился в том, что взрослому дядьке, так могли запасть в голову слова, услышанные в детстве, чтобы он занимался поисками непонятно чего и неизвестно где.

— Конечно, ты прав, — продолжал Игнат, — тем боле, что дед мой умирал от рака лёгких, и врачи диагностировали у него метастазирование головного мозга. Он часто заговаривался, галлюцинировал и перед смертью пребывал уже в другом мире. Но, в день, когда отдал концы, сутра был в таком ясном уме, что вспомнил всех родных, каждому дал напутствие сказал, что к вечеру умрёт, а подозвав меня, произнёс лишь ту фразу. Я не придал ей значение. Мне было жаль деда. Я плакал. А на похоронах его увидел незнакомого человека. Он стоял у могилы и ни с кем не разговаривал. Когда гроб забрасывали землёй, и каждый из присутствующих проходя у могилы, бросал горсть в яму, этот человек вместе с пригоршней, кинул в могилу железный жетон. Никто, наверное, не обратил внимания, я же чётко заметил, на жетоне была выбита замочная скважина.

Когда все разошлись, отмолчались поминки в ближайшем кафе, я спросил у родителей об этом человеке. Они сказали, что никогда его не видели.

Дальше всё складывалось, как в сказке. У моего отца случился небывалый карьерный рост. Появились деньги, которых отродясь не водилось в нашей семье. У меня престижная школа учёба заграницей. И за два года после Гарварада, я сделал такую карьеру и заработал столько денег, что Билу Гейтсу не привиделось бы в сказочных снах.

— Да ну, — съязвил я, — что-то не читал о тебе в Форбсе.

— Можно подумать, ты его читал в принципе — парировал Игнат. — Но в Форбсе, действительно обо мне не написано. Деньги любят тишину.

Я вспомнил, что так говорила моя жена.

— Но, ты не похож на подпольного миллионера, не вижу, чтобы ты скрывал своё состояние. Судя потому, что Инга о тебе знает.

— А что она знает, что я перекладываю бумаги в банке? Я забыл, когда видел хоть одну банковскую бумажку. Да никто обо мне ничего не знает. Даже она, — Игнат махнул рукой в направлении гостиной, вероятно имея в виду спящую Леру.

— Отчего же ты со мной такой откровенный?

— Здесь всё просто. Ты человек, которого притащила Инга, — он сделал паузу, — почему ты не спрашиваешь, что же было дальше? Как я искал подглядывающего?

В ответ я молчал, оттого, он продолжил, не дожидаясь расспросов.

— Я жил роскошно и ни в чём себе не отказывал. Катался на дорогих тачках и имел дорогих девок.

Такое ощущение, думал я, что это всё, что человеку нужно от жизни. А он продолжал рассказывать о том, что быстрая езда и секс утомляют. Даже под кокаином — всё равно утомляют. И самая дорогая яхта не у Абрамовича, а у него, и кругосветку в наркотическом угаре и с кучей обнажённых женских тел он сделал давно. Что на воздушном шаре он летал, с парашютом прыгал, облазил всё египетское побережье с аквалангом и в космос ему не хочется.

Он не писатель и не режиссёр, не художник и душа не лежит к искусству. Однажды услышал дудук и решил освоить этот инструмент. Ему привезли из Армении, самый настоящий абрикосовый дудук. Палочка с девятью дырочками и деревянным сменным мундштуком. Поначалу, казалось, что ни одного звука из него извлечь, никогда не удастся. Рвались и щёки и лёгкие. Но потом, всё же он мало-мальски освоил игру. И даже научился выдувать пару протяжных задушевных мелодий. Увлечение инструментом длилось полгода. В это время, казалось, все крысы из души, словно под дудочку крысолова, выползут и издохнут в океане чистого плача абрикосового дерева. Но нет, всё прекратилось. В один прекрасный день мундштук треснул. Можно было вставить новый, но это было равносильно пересадке сердца. Другого сердца.

Кому-то, наверное, хочется жить с неродным сердцем. Тому, кому есть зачем. Ему не хотелось.

Вновь нахлынула бессмысленность существования. Всё повторялось изо дня в день. Каждая минута убивалась наркотиками, выпивкой и запахом женской промежности. Стать алкоголиком или наркоманом не получалось, организм, по причине только ему известной, сопротивлялся и не впадал в зависимость.

— Жениться не пробовал? — перебил я его. — Наплодил бы кучу детей, дом у тебя есть, наверняка, посадил бы сад.