Травести бурлеска

— И это всё? — произнёс я в телефонную трубку, а в ответ уже слышал гудки.

Что же это за грёбаный мир на планете Земля. Что же за чудовище владеет нашими умами и телами. Мы как большой муравейник или улей с пчёлами. Но, только делая вид, что находимся выше этого, пишем законы, подчиняясь им формально, а руководствуемся совсем иными. Нам непонятными. А если и понятными, то тайно, потому что, запрещаем себе их понимать. Ибо считаем себя выше подобных неписаных законов.

Незаметно я нажал на кнопку, прервав короткие гудки. Незаметно, чтобы Лера думала, что я разговариваю. Мне не хотелось включаться в её игру всем своим «я». Я не умел ни любить, ни быть любимым. И в то же время, не хотелось мешать себе, получать такое удовольствие. Я закрыл глаза и наслаждался телом. В это же время страдал разумом. Мои сплетения нейронов в сером веществе противилось происходящему. Я не хотел потеряться в соитии и желал оставить себе голову с её мыслями. С её ощущением ненависти к самому себе.

На секунду приоткрыв глаза, я увидел, как в комнату вошёл Игнат и пристроился к девушке сзади. Периодически она вскрикивала и покусывала моё мужское начало. И даже когда я выплеснул всего себя через мочеиспускательный канал, она продолжала сосать. Теперь мне стало всё равно. Я вдруг стал самим собой, совершенно отдельным от происходящего. Несмотря на стоны вперемешку с причмокиванием, издаваемые Лериным ртом, я ощущал себя отстранённым и целостным. Мне не довелось услышать окончания совокупления. Я уснул под ритмичные покачивания кровати подо мной.

Когда проснулся, в спальне никого не было.

Чтобы запомнить сон — по пробуждению, главное не касаться головы рукой. Сейчас мои сновидения стали ещё более запутанными, чем вся моя жизнь. Мне приснилось, словно я полез чинить счётчик. Такой, какой раньше стоял повсеместно во всех квартирах и наматывал километры легкосплавным диском, отнимая плату за электричество у хозяев. Он стал вращаться в обратную сторону, и я в страхе перед огромными штрафами, а ещё более перед тем, что коммунальные службы будут убеждены в моей причастности к странной поломке, избавляющей меня от необходимости платежей, полез устранять проблему самостоятельно.

Я знал, что и ни в коем случае нельзя касаться двух проводов, отходящих от прибора. Мне с настойчивостью твердил об этом внутренний голос. Я же с не меньшей настойчивостью, отбросив все сомнения, схватился за провода обеими руками.

Отлетев в сторону, я корчился от боли. Точнее, делал вид, что корчился от боли. Потому что боли, на самом деле не было. Во сне была лишь убеждённость что боль есть, но это была не боль, а странное, и где-то даже приятное чувство слегка обжигающего тепла, пронизывавшего каждую клеточку тела.

Вспомнив странный сон, и отложив его на полку памяти в моей голове, я вышел в гостиную. На кухне раздавались звуки чьего-то присутствия. Мне стало понятно, что от квартирантов я избавлюсь не скоро.

Включенный телевизор крутил новости на «первом». Передавали репортаж про француза, сумевшего без ног и без рук пересечь Ламанш. И всё бы ничего, но в его истории имела место странность совпадения с моим сном. Этот француз лишился рук и ног в результате электротравмы. Его ударило током.

И с этого момента он стал жить по-другому. Жить заново. Что это — знак? Если так, то откуда он, свыше или из преисподней?

Я пошёл на кухню, по пути заметив, что ширинка на моих джинсах продолжает быть расстёгнутой, заправил выпирающую из гульфика часть тела и вжикнул молнией. За столом сидела Лера. Наконец, за долгое время, я увидел её одетой. Перед ней стояла чашка кофе, а на коленях её мирно лежала кошка. Где она пряталась все эти два дня, пока парочка извращенцев пачкала мою квартиру запахом секса — непонятно. Сейчас она глядела с прищуром на мою персону и едва слышно урчала, оттого что тонкие пальцы девушки перебирали за ухом животного.

— А где Игнат? — спросил я.

Она пожала плечами:

— Не знаю. Я проснулась, его уже не было.

— И часто он так уходит?

— Всегда.

Я не мог понять, она грустит или равнодушна. Глядя на спокойное небо, в зависимости оттого, чем наполнен, перед тем, как выйти на улицу — можешь назвать его добрым, можешь — равнодушным, а можешь воспринять, как злобное и режущее глаза своей чистотой. При взгляде на Леру, я почувствовал такое небо. Просто существующее. Имеющее место быть и всё. А остальное — мои инсинуации.

— Давно проснулась?

Девушка кивнула, глядя на кошку:

— Уже приняла душ. Ты извини, я порылась в шкафу и нашла чистое полотенце. Ещё, если хочешь кофе, то чайник только закипел. Почему ты не сказал, что у тебя есть кошка?

Я ответил, что никто данным обстоятельством не интересовался. И в туалете стоит её лоток. А некоторые, вообще, чуют кошачий запах за версту. На что Лера возразила, что кошки — твари чистоплотные, в отличие от котов. Запах первых, для человеческого носа почти не слышен. А тем более, если этот человек изрядно пьян? Она озорно глянула на меня, произнося последние слова.