Травести бурлеска

Она считала, что я на ней издеваюсь. Я так не делал, но всё же испытывал удовольствие оттого, что она так думает, питаясь сладкой местью за проведённую с нею ночь, когда она, вопреки моим желаниям осталась у меня дома и трахнула, как самка богомола, откусив голову.

Я всё равно начинал жить с нуля. Все мои взгляды на себя со стороны не соответствовали действительности, а сейчас я столкнулся с реальностью и понял, что совсем не такой, каким хотел самому себе казаться.

Под ладонью, я вдруг нащупал игрушку Бэтмена, наверное, забытую моим тёзкой Сашей. Бравого мускулистого парня, в маске, кожаных перчатках и сапогах до колена. Я подумал, что никогда не был и не стану суперменом, и прекрасно, что Инга утащила пропуск, подтвердив моё лузерство в этом мире.

Превратившись во внимание, я продемонстрировал Надежде ехидную улыбку. Чужой Надежде. Не моей. Я в жизни ни на что не надеялся. Я знал, что она безнадежна.

Надя села рядом на диван и заговорила, теперь уже без наигранной мольбы в глазах.

— Я устала от такой жизни. И в ней появился человек, которому необходима помощь. Тогда он добьётся, чего хочет. И в благодарность, возьмёт меня в жёны. По-моему, кратко и доступно, — ничего не объяснив, подытожила она.

Господи, какие бабы дуры. Ведь писал для них Ремарк, что мужчина уходит всегда, при этом забирая сердце. А они всё ведутся. Ждут от нас благодарности.

— Давай подробнее, — попросил я её.

Она вздохнула тяжко и спросила, видел ли я её в казино с молодым человеком. Наверное, думала, что я незряч.

— Более того, я даже знаю кто этот человек. Это Павел. Писатель, которого не печатают. А не печатают, потому что он зануда и считает себя гением. На самом деле не может писать так, как того требует плебс. А плебсу, то есть народу — нужны хлеб и зрелища. Жрать и выделять, понимаешь, бестолковая? Поглощают он то, что ему дают, а выделяет самостоятельно, в сортире и на кухне в пьяных беседах. Вот только всё подряд мы не едим. Твой бумагомаратель, наверняка подсовывает нам деликатесы. Но по мне — лучше обычной жареной картошки, человечество ничего не придумало. Так что скажи своему гению, пусть прочтёт пару книжек Донцовой и постарается сотворить то же самое. Может быть тогда, он станет более удачлив.

— Нет, — резко ответила Надя, — я думаю о другом варианте. Ему нужно попасть в клуб. Тогда он сможет. Тогда у него получится.

Меня всё больше раздражали окружающие подобные Надежде.

— Ты рассуждаешь, как подросток-маргинал. Ему зачем в клуб? Он ведь баблосы в казино проигрывает, в надежде озолотиться и издать свои шедевры за свой счёт, насколько я понимаю? Он у тебя сдвинут по фазе. Не понимает, что вложений нужно кучу, чтобы заметили его писаки среди несметного полчища бумагомарателей. А если у него будут эти миллионы денег, то писать ему уже не захочется. Такой вот парадокс. Попади он в клуб — наплюёт на кириллицу. Ты что ли этого не понимаешь? Хочешь одарить его златом. А ему оно нужно? Он ведь зачахнет, когда поймёт, что в его жизни сыграл роль не талант, а денежные вливания. Не разрушай его иллюзию. Пусть до конца дней считает себя непризнанным гением.

Она взяла отставленный мной стакан с мартини и шумно выпила.

— А мне не нужно, чтобы он считал себя гением. Мне хочется замуж за богатого и умного.

— Ты нелепа, — раздражался я. — Откуда ты знаешь, что ждёт тебя в клубе? Что ты о нём вообще знаешь? Может быть, ты придёшь к ещё большему несчастию в своей жизни, попав в это заведение.

— Можно подумать, ты просвещённый в этом вопросе.

Я подумал, что не просвещённый, а пострадавший. Клуб отнял у меня жену. Детей. Спокойствие. Я вынужден, не спав ночь, выслушивать стенания проститутки. Причём бесплатно. С меня бы она взяла сто баксов за часовой приём. С другой стороны, клуб уже дал мне свободу. И власть. Власть распоряжаться самим собой, без оглядки на некогда близких. А может быть я уже в клубе? Чем не тайное сообщество сексуальных извращенцев. И я среди них, в дорогущих часах. Впрочем, которых уже, наверняка, нет.

Я чувствовал, что расторможен донельзя. Мысли путаются и перескакивают с одной на другую без всякой взаимосвязи.

— Ладно. Отвали от меня. Я отдал карточки Инге. В моей квартире парочка твоих приятелей по казино. Они уже разворотили её, возможно, вскрыли полы и сломали сантехнику в поисках дурацкого куска пластика. Я пустой, понимаешь? Хочешь карточку — иди к Инге. Хочешь чистой любви — вали к своему Паше. Которого, я понимаю, ты не любишь, но замуж с удовольствием выйдешь, если он будет богат. А если нет? Он ведь человек хоро…

Я не договорил, потому что Надя, выпучив глаза, набросилась на меня и вцепилась в лицо наращенными ногтями. Было больно, и вкус крови на губах говорил о том, что теперь я буду выглядеть крайне неэстетично, по меньшей мере, дней семь.

Оттолкнув её на другой конец дивана, я вытерся тыльной стороной ладони. Крови было много. Надя закрыла руками голову, наверное, думая, что сейчас получит кулаком в область носа. Профессиональная деформация — куда деваться.