Травести бурлеска

Пока я продвигался сквозь рассветные сумерки к нужному дому, думал о происходящем в моей жизни. Никогда ранее, я бы не впустил в свою квартиру неизвестных мне людей. Уж тем более, не стал бы распивать с ними спиртное. Конечно, фантазии о бесшабашности поступков приходили ко мне, но всегда оставались на уровне воображения. Я мог считать себя честным и совестливым человеком. Никогда не изменял жене. Смешно представить, но никогда не посетил ни одной проститутки, пока состоял в браке, а уж про романы на стороне и говорить нечего. Такой образ жизни, который я вёл сейчас, обязательно осудил бы прежде. Убеждения, с которыми я относился к существованию, к семье, к браку были гораздо сильнее меня, и я искренне верил, что не преступлю собственного морального закона. Но это же были мои убеждения. Как тогда я мог зависеть от них, если они были рождены мною? Значит, что-то впихнуло их в моё сознание, если не я ими управлял. Был послушным и правильным из-под палки. Моя правильность привносила важную для моей жизни размеренность, последовательность и, самое главное, предсказуемость. Теперь же, я не знаю, что ожидать, не то, что от следующего дня — от следующего часа.

И возвратиться в предсказуемость и прошлую мораль сейчас тоже невозможно. Я ведь пережил, прочувствовал на своей шкуре магию свободы от совести. Она опьяняет. И если я заставлю себя следовать старым принципам, значит, откажусь от своих желаний. Например, от желания встретиться с Ингой.

Хотя такое уже маловероятно. Ну и пусть, я не встречусь с ней. Запомню её, как первый глоток свободы. И первый минет в лифте, станет одним из множества, но первым.

Есть ещё тысячи таких, как она.

Длинноногих и красивых.

Я понял, что я никого не не любил. Я придумывал себе любовь. Любовь, как порядок, но не как наслаждение. Я заставлял себя любить, но не хотел. Оттого опреснял вокруг себя жизнь. Делал её безвкусной и прозрачной. А теперь могу любить. Недолго, может час, может день, может год. Но ведь не это важно. Любовь не может быть бесконечной. Она существует совсем мало времени. Потом возникает обязанность. Обязанность чувствовать то, что чувствовал прежде, но не чувствуешь теперь. Из-за этого любовь так просто и быстро превращается в ненависть.

Боже мой, я стал на старости лет хиппи. Это идея! Отпустить длинные волосы и отправиться в путешествие. Автостопом. Через весь мир. А по дороге любить, любить, любить. И трахать всё живое, что приятно пахнет. А когда никого не будет рядом, то можно спать с луной в ночном небе. Восхищаясь её лицом, наконец-то разглядев его, впервые за всю свою жизнь.

Когда я подошёл к нужному подъезду, то понял, что не знаю кодового замка. Над кнопками висел номер консъержа. Я посмотрел на руку и вспомнил, что оставил часы дома. Мысль о том, что их не станет, когда я приду меня особо не взволновала. Я подумал о том, как хорошо было, если бы парочка моих новых знакомых обчистили вообще всю мою квартиру и содрали даже ламинат. Я ведь всё равно решил стать ребёнком цветов. Но, увы, такой подарок вряд ли будет меня ожидать.

Конечно, я разбужу сейчас консьержа долгим звонком. И плевать, что он видит сладкие сны. У меня есть два важных обстоятельства. Первое — я иду на помощь ребёнку. И второе — мои сны всё равно слаще.

Как ни странно, консьерж не спал и не задавал лишних вопросов. Я поднялся на нужный этаж и позвонил в квартиру. С той стороны подошёл мальчишка и тихо спросил:

— Дядя Саша, это вы?

— Я, малыш, я, открывай скорее.

— Дядя, Саша, я вас… — Но тут его шёпот прервался, и дверь резко открылась.

На пороге, в шёлковом халате, стояла Надежда.

Я замешкался от неожиданности. Но, женщина взяла меня за руку и, попросив войти, втащила в квартиру. Я не сопротивлялся. Она отправила сына в спальню. Тот посмотрел на меня, грустно словно извиняясь. Не сказал ни слова и ушёл к себе в комнату.

Надя попросила её выслушать и объяснила, что Саша участвовал в обмане потому, что женщина была не уверена, один ли я. Она знала, что у меня могут быть гости и боялась, что со мной может что-нибудь случиться.

На мой вопрос о том, откуда такая забота, она принесла мне стакан мартини. Я скривился и отставил вермут в сторону. Сладкое после крепкого всегда вызывало головную боль, и муки совести на следующее утро. Хотя, какое, к чёрту, утро, оно ведь уже наступило, а я давно перепутал день с ночью.

Я сказал, что действительно не один, что меня ждут и, в открытую раздражаясь нелепой шутке, хотел послать Надю в то место, где её обязательно должны понять. Она же, взяла быка за рога, точнее будет сказать, козла в лице моей персоны, и произнесла сакраментальную фразу:

— Мне нужна карточка.

Не могу сказать, что я не ожидал подобного поворота событий, но моя челюсть отвисла.

— Что ты сказала?

— Ты всё прекрасно слышал, — ответила Надя спокойно и, указав мне на диван, села у колен, глядя мне прямо в глаза. То ли с мольбой, то ли с угрозой.