Травести бурлеска

— У тебя и так всё есть, — начала она. — А я вынуждена работать проституткой, чтобы прокормить себя и сына. Мне нужен пропуск, мне нужна удача, которую получил ты. Почему-то опять ты.

В ответ на её стенания, мне вспомнился Пелевин с его «Жизнью насекомых» и фраза, как нельзя лучше подходящая к ситуации — «а прядильщицей, или валяльщицей слабо?». Вслух я, конечно, ей этого не сказал, так как в последнее время, вообще почти никогда не говорил вслух то, что думал. Но спросить о том, нельзя ли выбрать менее опасную, но более трудоёмкую профессию — не преминул. Мне было не жаль её, в конце концов, каждый выбирает свой путь, и я не виноват, что кода-то выиграл деньги и у меня относительное материальное благополучие.

Кстати, профессия проститутки не так уж плоха, иначе бы этот рынок труда постоянно пустовал. Из информации же, почерпнутой мной в Интернете, когда я усиленно искал пресловутый клуб, сложилось впечатление, что в нашем городе по одной жрице любви на душу половозрелого населения, точно приходится.

— Во-первых, с чего ты решила, что у меня всё есть? Во-вторых, тебе-то эта карта зачем? Власть тебе зачем? Она принесёт тебе счастье? Ты и так владеешь, имеешь мужиков за деньги, да не по разу в день. Или ты в премьер-министры метишь? Нам достаточно одного любителя Бисмарка. Второй Ангелой Меркель ты вряд ли станешь.

Она открыла мне глаза. Оказывается, все школьники, соответственно и их родители знали, что папа Виктора Романова, когда-то выиграл кучу деньжищ. Странно, мы никогда не говорили при детях об этой теме. Но это ведь дети. Иногда, складывается такое ощущение, что они знают всё.

Значит все соседи, глядя на меня, работающего в ЖЭКе, считали мою персону полным идиотом, не сумевшим воспользоваться возможностями и, улыбаясь в приветствии, тихо смеялись над её ничтожеством.

Я поморщился и махнул головой, словно хотел лбом пробить отвратительные мысли, чтобы те рассыпались в прах.

Интересно, задавались ли они вопросом, почему мои дети не посещают элитную школу, почему я живу в обычном районе, а не в своём доме или на худой конец в таунхаусе, почему не занимаюсь бизнесом, не ворочаю миллионами. Ведь многие из них мечтают о начальном капитале, который помог бы им развернуться и зажить.

Они, дураки, не знают, что для того чтобы зажить, нужны не деньги и даже не власть. Нужна воля. Но не как насилие над собой, а как страстное желание. Вот почему Игнат говорит о сексе. Желание же отдельно взятого индивидуума есть только прожекты, а как только дело касается сути, дальше красивых планов ничего и делать не хочется. Зачем, если всё пусть не в шоколаде, но в шоколадной глазури, точно? И ничего, что откусывая, понимаешь — дерьмецо. Зато в красивой обёртке спокойствия. Раздай сейчас всем по миллиону баксов, сколько найдётся желающих шевелить пальцами, чтобы жить пополной. Пиво и телевизор — вот религия большинства. И эта вера не измениться, даже если это большинство озолотить. Отчасти, шевелятся лишь те, кто по ту сторону экрана. Но шевелятся, потому, что их заставляют зрители с бутербродами и пивом — у каждого свой слой глазури.

И тут я начинаю верить в существование клуба. Существование умов, которые всем этим заправляют. Подглядывая, за толпой в шесть миллиардов человек, не дают цивилизации зачахнуть в вакууме вселенной.

— Так, что ты там говоришь? — переспросил я, понимая, что Надежда, что-то щебетала, а я её не слушал, погружённый в свои мысли.

Она заткнулась и, промычав от досады, что её доводы не были услышаны, ещё раз потребовала у меня карточку.

Я спросил её, помнит ли на сон, в котором я видел Путина и Медведева, точнее, людей, в их масках. Она зло ответила, что слышала о моём галлюциногенном сне, раз пять, так он меня впечатлил.

— Так вот, — продолжил я, — а что если наркотик и вправду расширил моё осознание реальности, а не просто ударил меня по голове непонятными снами. Что если это были метафоры, подающие мне знак. Что если Юнг был прав и существует коллективное бессознательное? И что если клуб — возможность встать над этим бессознательным и понять, что на самом деле представляет собой истина. Может быть, мы просто пчёлы в улье, а у нас есть возможность стать пчеловодом? Почему я должен отдать карточку ей? Или она думает, что я настолько глуп и удовлетворюсь жизнью трутня?

В ответ на мои долгие изречения, она лишь спросила, сколько я выпил, и кто такой Юнг.

— Хорошо, — я не считал себя моралистом, и понимал, что все средства хороши, для того чтобы прийти к цели, — скажешь, зачем тебе пропуск — получишь карту.

— Я только что тебе об этом говорила, — с безнадёгой посмотрела на меня Надежда.

Рассвет вливался в окно полной силой, я вспомнил о парочке, обыскивающей мою квартиру и превращающую её упорядоченность в халам-балам, посла к чёрту всю вселенную и попросил Надю повторить сказанное.