Они тихо лежали, прислушиваясь, как потрескивают дрова в камине, да неистовствует ветер снаружи. На тумбочках по бокам широкой кровати лежали заряженные ружья, заставив Кэрол и Патрика почувствовать себя немного увереннее, отгоняя страх, который так одолевал их ночью. Может, ночью этот страх и вернется, но сейчас он отступил, позволив им обоим умиротворенно уснуть.
Патрик нежно заботился о маме, позволяя ей вставать только в туалет, сам готовил пищу, выспросив заранее, что и как надо делать. Носил ей свои кулинарные шедевры в постель. Наблюдая за его стараниями, Кэрол с трудом сдерживала слезы. Она еще хорошо помнила времена, когда сын был с нею холоден. Как же все изменилось. Она видела теперь такую любовь, такую преданность… И невольно задумывалась, почему Патрик так поменял свое отношение к ней. Он так любил Джека. А теперь, казалось, что ту любовь он обратил на нее, лишив отца этой любви. Она видела, что мальчик ее жалел. И удивлялась, как такое холодное безжалостное сердце, равнодушное к чужим страданиям и смертям, может испытывать такую нежность и жалость по отношению к ней. И почему? Чем же она все-таки смогла заслужить такую любовь этого непростого мальчика?
— Мам, что ты на меня так странно смотришь? — заметил Патрик, когда в очередной раз принес ей на подносе чашку с горячим чаем.
— Ничего… просто радуюсь…
— Радуешься? — изумился мальчик, округлив глаза. — Ничего себе! Мы в такой жопе, а тебя еще что-то здесь может радовать? Мам, с тобой точно все в порядке?
— Да. Пока ты рядом, со мной всегда все будет в порядке. Я это вдруг поняла. И поэтому радуюсь.
Мальчик зарделся от удовольствия.
— Конечно. Я же обещал, что защищу тебя. Вот сейчас поправишься, и все, больше ничего с тобой не случится. Хватит. Слишком много тебе достается. Мне это надоело.
— Никогда не думала, что ты так, оказывается, меня любишь! — глаза Кэрол увлажнились.
— Ты моя мама, я всегда тебя любил. Ну, может раньше, конечно не так, как сейчас, — вдруг признался он. — Но это когда я был еще маленьким и глупым. И не знал, какая ты.
— И какая же? — улыбнулась Кэрол.
Парик задумчиво помолчал, серьезно обдумывая ответ, а потом решительно ответил:
— Самая лучшая.
— Вот как? — Кэрол рассмеялась.
— Да. Сильная, храбрая. Боец. Настоящий боец.
Кэрол перестала смеяться, удивленно уставившись на него.
— Боец? О, сынок… это не совсем так. Я никогда не была бойцом… наоборот…
— Нет, — резко отрезал он, почему-то зло поджав губы. — Это так. Просто ты сама этого не понимаешь. У всех проклятых тяжелая жизнь. Многие не выдерживают и доли того, что выдержала ты — сходят с ума, ломаются, погибают. Как Элен, как Мэтт… Ты через все прошла. И полна решимости идти дальше, сражаясь со всеми… хоть со всем миром. Разве нет? И я… я тебя уважаю. Ты очень сильная. Разве ты сама этого до сих пор не поняла? Я понял. И я очень хочу, чтобы ты, наконец, перестала страдать. Чтобы обрела покой и счастье. В конце-то концов.
— Покой? — Кэрол грустно усмехнулась. — Боюсь, это невозможно, сынок. Моя жизнь всегда была наполнена страхом. И чем дальше — тем сильнее растут мои страхи. Тем больше наполняется ими моя жизнь.
— Это удел всех проклятых — страх. Обреченность. Но мне плевать на остальных, я не хочу, чтобы ты погибла, как все остальные — молодой, измученной и отчаявшейся. Нет. Я не человек, я что-то очень сильное и великое из иного мира, а ты — моя мать. Я хочу освободить тебя от этого, спасти. Ведь именно я сделал это с нашим родом когда-то, поработил, наслал… проклятие, как мы его называем. Это я! Но ведь если я поработил… я могу и освободить, разве нет? По идее, могу. Должен. Мое существо должно знать, как. Когда я это узнаю, я тебя освобожу, избавлю от всего этого кошмара, на который обрек. И всех остальных — тоже. Но сначала тебя.
— Это невозможно, Болли, — вдруг услышали они голос Луи. — И вообще… что за глупости ты говоришь? Как это освободишь? Они — источник нашего питания. Мы были на грани вымирания, когда ты их нашел. Наши охотники давно уже не могли ничего найти — ты спас нас! И с тех пор другого источника питания мы тоже не находим. Ты хочешь обрести свой народ на погибель? Нас и так слишком мало осталось! По пальцам можно пересчитать.
— Опять ты! — прорычал Патрик, вскакивая. — Пошел вон! Никто не будет с тобой разговаривать! Хватит лезть к нам в голову!
— Но я хочу помочь. Ты многого еще не понимаешь. Не помнишь. Я обязан уберечь тебя, пока ты не наберешься достаточно сил и не вспомнишь, кто ты.
— Я и так знаю, кто я!
— Нет, не знаешь. Ты наш вождь. Лучший охотник. Ты нашел этот мир и спас нас. Ты самый сильный, самый главный. Твой долг — вести нас, защищать, заботиться. Без тебя мы погибнем. Мы не умеем существовать без вожака…
— Я не буду больше вашим вожаком. Сдохните — и слава богу. Мне нет дела до каких-то там монстров, желающим сожрать мой мир.