«Линн пришла в психотерапию с историей многочисленных госпитализаций из-за попыток самоубийства, самоповреждения и анорексии. Ее симптомы стабилизировались после того, как была проведена связь между саморазрушительным поведением и историей насилия в детстве. Однако после двух лет стабильного улучшения пациентка явно зашла в тупик. Она начала отпрашиваться с работы, отменять терапевтические сеансы, сторониться друзей и дни напролет проводила в постели.
Исследование этого тупика обнаружило, что, по сути дела, Линн устроила “забастовку” против отца. Теперь, когда она больше не винила себя за инцест, ее глубоко возмущал тот факт, что отец так и не был привлечен к ответственности. Она рассматривала свою затянувшуюся депрессию как единственный возможный способ заставить отца расплатиться за его преступления. Женщина высказала свою фантазию о том, что, если она будет слишком больна, чтобы работать, отцу придется заботиться о ней и в итоге пожалеть о том, что он сделал.
Терапевт спросил Линн, сколько лет она готова ждать осуществления этой мечты. В ответ Линн залилась слезами. Она оплакивала все то время, которое уже потеряла в ожидании и надежде на признание отца, что он был не прав. Скорбя, она приняла решение больше не терять драгоценного времени в бесплодной борьбе и возобновила активное участие в собственной терапии, работе и социальной жизни».
Пострадавшие люди могут стремиться получить компенсацию не только от преступника, но и от реальных или символических свидетелей. Требование компенсации может предъявляться к обществу в целом или одному конкретному человеку. Оно может казаться чисто экономическим (например, требование признания инвалидности), но неизбежно включает и важные психологические компоненты.
В ходе терапии пациент может сфокусировать требование компенсации на терапевте. Он может возмущаться ограничениями и обязанностями терапевтического контракта, настаивать на каком-то особом отношении. В основе этих требований лежит фантазия о том, что лишь беспредельная любовь терапевта способна возместить ущерб, нанесенный травмой. Случай Оливии, 36-летней женщины, пережившей насилие в детстве, демонстрирует, как фантазия о компенсации приняла форму требования физического контакта:
Александр Григорьевич Асмолов , Дж Капрара , Дмитрий Александрович Донцов , Людмила Викторовна Сенкевич , Тамара Ивановна Гусева
Психология и психотерапия / Учебники и пособия для среднего и специального образования / Психология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука