Травма. Невидимая эпидемия

– Это видно, когда люди попадают в ситуацию, где они вынуждены приспосабливаться к травматичному окружению. Например, геноцид в Камбодже. Многие выжившие постоянно находились в состоянии сверхнастороженности. А ведь до этого именно они лучше всех приспособились к этим ужасным условиям. Травматичные ситуации могут длиться очень долго, но они не бесконечны. Даже Вторая мировая война и холокост когда-то закончились. И потом даже самые приспособившиеся несут эту травму.

– Недавно проводили исследование с людьми, которые тридцать лет назад пережили геноцид в Камбодже. Для проекта взяли выборку из тех выживших, которые сейчас живут в Массачусетсе. ПТСР диагностировали где-то у пятидесяти – семидесяти процентов людей. Умопомрачительные цифры. Как обстоят дела на более широких выборках, если процент так высок? Обычный американский психиатр не сможет себе представить даже двадцати процентов, ведь мы никогда не видели ничего подобного.

– Не знаю даже, что делать с такими данными.

– Сегодняшние открытия в области эпигенетики – влияния окружающей среды на процессы работы и передачи генов – показывают, что такие события значительно влияют на активацию и деактивацию генов. Причем можно видеть как индивидуальные изменения, так и отклонения на уровне целой культуры. Внутри семейной системы в результате травмы происходят серьезные изменения. У людей, которые пережили холокост, дети намного чаще страдают от депрессии, тревожности и других психических расстройств, с которыми мы с тобой имеем дело. В этом нет ничего удивительного для сегодняшней науки. Исследователи раньше думали, что дело просто в детско-родительских отношениях, но сейчас мы понимаем, что здесь есть и биологический аспект.

– Речь идет о целом поколении людей, которых не коснулся холокост, но которые все равно испытали его влияние, даже на уровне биологии мозга. Может быть, не каждый из них, но все равно значительное количество.

– Сегодня то же самое происходит в Сирии и Демократической Республике Конго. И мы можем количественно оценить воздействие массовой травмы. Биология позволяет это делать, не останавливаясь на психологических констатациях. Конечно, все взаимосвязано, но естественные науки дают чуть более убедительные результаты. За последние двадцать пять лет мы настолько продвинулись в понимании биологических и психологических аспектов массовой травмы, что большая часть споров в этой области уже утихла и мы можем смело опираться на факты.

– Очень жаль, что приходится доказывать очевидное. Но так уж устроен мир. Людям нужны объективные данные. Например, деформация генов как причина изменения поведения детей. Такое доказательство сложно игнорировать. Оно убеждает людей серьезно отнестись к травме.

– Мы так работаем с судами. Мы количественно оцениваем не только изменения мозга, но и масштаб человеческих страданий. Это многое меняет в разговорах с ООН и в расследованиях преступлений против прав человека. Ведь, например, Нюрнбергский процесс после Второй мировой войны должен был только осудить нацистов и их преступления. Так что все внимание было приковано к убийствам. Никто не задумывался о психологических страданиях миллионов людей, которые выжили. Никто не думал о чудовищных муках людей, которые прошли через холокост.

– Жизнь этих людей и их потомков изменилась навсегда. Ведь такая жестокость – не просто событие в отдельный момент времени. Эхо этого насилия уходит в будущее. Его почти невозможно отследить.