Травма. Невидимая эпидемия

Я делаю только хуже?

Пару глав назад я уже говорил, что в медицине чаще всего встречается переоценка инструкций в ущерб реальным потребностям людей. Я однажды работал с группой пациентов, страдающих серьезными психическими заболеваниями. Они лечились уже давно, но их состояние почти не улучшалось. Как потом выяснилось, я делал только хуже, хотя искренне верил, что помогаю им.

Одним из пациентов был крупный мужчина средних лет, который постоянно ходил в огромном пальто. Он выглядел сурово и устрашающе. Все его побаивались, кроме администраторов, которые уже успели к нему привыкнуть. Они знали, что за ним не было замечено случаев насилия. Социальные службы назначили этому мужчине посещение психиатра. Но он так ни разу и не был у врача, потому что подозревал всех окружающих в корыстных и недобрых целях. Он даже не позволял никому идти у него за спиной.

Из-за этого страха все его походы к психиатрам сводились к посещению приемной, в которой он обменивался парой слов с доктором и объяснял, что не собирается проходить лечение. Со временем мне удалось выстроить с ним контакт, навещая его в углу приемной. В итоге он начал настолько мне доверять, что прошелся до входа в мой кабинет (не заходя внутрь), идя вслед за мной. Так мы провели несколько коротких сессий в дверном проеме моего кабинета. В ходе этих сессий я узнал много нового, чего не было в его истории болезни.

Этот человек на протяжении всей жизни страдал из-за расизма. Нам удалось поговорить об этом напрямую, и со временем он доверился мне еще больше. Я выяснил, что он действительно хочет, чтобы ему помогли. Он постоянно слышал голоса, его мозгу было сложно следить за временем, ему не всегда удавалось осознать усталость или голод, его семья находилась в бедственном положении. Ему удавалось вовремя приходить ко мне на прием только потому, что жена помогала ему сесть в нужный автобус каждую неделю. Пожалуй, тяжелее всего для него было не иметь возможности быть хорошим отцом своему десятилетнему сыну. Они любили друг друга, просто мой пациент был слишком болен. Он мечтал о том, чтобы ходить на бейсбольные матчи сына – болеть за него и дать ему понять, насколько он им гордится.

Чем больше мы доверяли друг другу, тем легче ему было принимать нужные лекарства и заходить в мой кабинет. Как только таблетки начали действовать, его паранойя ослабла. Голоса стали тише, мысли стали более связными. Ему удавалось больше времени проводить со своим сыном. Он даже смог побывать на бейсбольном матче. Звонок его жены стал для меня одной из самых важных наград в жизни. Она сквозь слезы жаловалась на то, как ужасно система обращалась с ее мужем, и благодарила меня за то, что ее муж наконец принимает лекарства и стал настоящим отцом своему сыну.

А потом я получил уведомление о том, что отстранен от работы за несоблюдение инструкций. Я, разумеется, вел отчет о частичных визитах в комнате ожидания и обо всем том времени, которое мы провели в дверном проеме. Выяснилось, что так нельзя было делать ни в коем случае. Как оказалось, раз он не хотел заходить в кабинет, я должен был позволить ему уйти. А еще меня обвинили в провоцировании его паранойи, потому что я позволял ему идти у меня за спиной. Как видите, мой пациент нуждался в помощи, которая не укладывалась ни в какие инструкции системы – системы, которой он имел полное право не доверять. Цвет кожи и бедность приучили его и жену к тому, что помощи ждать неоткуда. Да и будем честны, система изначально строилась так, чтобы не учитывать подобных людей.