Не знаю, сколько здесь темных, увы, я их не чувствую. Зато они чувствуют меня, потому что я ощущаю на себе их липкие взгляды и очень жалею, что на мне всего лишь маска, а не какой-нибудь скафандр.
Интересно, где же Ксанор? Может, попробовать его найти? Чтобы его величество потом не выговаривали мне, что я увиливаю от своих непрямых обязанностей и избегаю его брата.
Решив сначала все-таки подкрепиться, вооружаюсь тарелкой и сосредотачиваю все свое внимание на угощениях. Жена Гальярдо тем временем приветствует гостей. Ее голос доносится с террасы, нависающей над просторной площадкой, где и сосредоточилась большая часть приглашенных.
Поняв, что с аппетитом у меня сегодня совсем все плохо, отставляю тарелку, меняя ее на бокал с вином, и возвращаюсь на улицу, чтобы смешаться с гостями, обратившими свои взгляды на сонору Гальярдо.
– …А открыть наш вечер я бы хотела ярким, экзотическим выступлением. Приветствую вас всех в нашем доме, господа, и предлагаю насладиться утонченной красотой, грацией и нежностью с привкусом чувственной страсти!
По толпе прокатывается волна шепота, когда воздух над бассейном начинает густеть, собираясь в клубы тьмы. А когда та рассеивается, взглядам собравшихся открывается удерживаемая магией в воздухе клетка.
В ней, за стальными прутьями, спрятав лицо в коленях и грациозно вскинув руки, сидит девушка. На ней почти нет одежды, а то, что есть, обтекает стройную фигуру серебряным ажурным рисунком. Нити серебра проскальзывают и в светлых волосах, и в том, что вызывает среди гостей наибольший ажиотаж, – серебро струится по тонким полупрозрачным крыльям светлой.
В клетке над бассейном находится фея.
С первыми робкими аккордами нежной мелодии девушка как будто оживает. Вздрагивают, раскрываясь, крылья, скользят по воздуху изящные кисти. Танцовщица плавно поднимается с колен, проводя по прутьям клетки тонкими пальчиками. Взмах крыльев, чувственный прогиб в спине, и я замечаю, как темнеет взгляд стоящего рядом охотника. Я не вижу выражения лица незнакомца – его надежно скрывает маска, но чувствую исходящее от него вожделение. Похоть, всколыхнувшуюся при виде девушки.
А ведь ей на вид не дашь и шестнадцати.
Музыка нарастает, звучит все громче. Чувственные движения танцовщицы становятся все более откровенными. Полупрозрачная ткань, словно вторая кожа, переливается в свете огней, подчеркивая каждую выпуклость и каждый изгиб ее хрупкого тела.
Вот она распахивает дверцу клетки и, выбравшись из нее, под восторженные вздохи низших начинает парить. Плавно скользит по воздуху, то почти касаясь глянца воды, в которой отражаются вечерние огни, то снова возвращаясь к своей импровизированной тюрьме.
В воздухе ее удерживают не крылья, а темные чары. Феи уже давно разучились летать. Без нашей магии крылья – всего лишь бесполезные отростки. Напоминание о том, кто мы сейчас и кем были когда-то.
Существа, потерявшие себя, породившие чудовищ.
Танцовщица плавно опускается на купол клетки и снова, соблазнительно вильнув бедрами, прогибается, показывая акробатические этюды и свои прелести. Я продолжаю смотреть, хоть очень хочется отвернуться.
Не знаю, чувствует ли она себя униженной, но мне это чувство уже протравило все внутренности. В какой-то момент ловлю взгляд Хороса, замершего по другую сторону бассейна. Холодный и равнодушный, сейчас он мне кажется еще более жестким и жестоким. Кажется, его совсем не впечатлило это зрелище. Еще бы! Уверена, за свою жизнь он повидал немало красоток. И крылатых, и низших. Стоит ему пожелать, и любую доставят к нему в кровать. В коробке, красиво перевязанной нарядной ленточкой. На все согласную и ко всему готовую.
Что ему какие-то там танцульки.
И его младший брат такой же. Привыкший всё и всех использовать.
– Всегда задавалась вопросом, почему темные так на вас реагируют, – совсем близко звучит голос (уже почти ненавистный) Сивиллы. – Согласна, шлюшка красивая, но… В мире полно таких вот смазливеньких, а с ума темные сходят почему-то именно по вам. Все дело в крыльях? Ах да, у вас же еще и запах какой-то особенный. Для них он что наркотик. И все равно мне этого не понять. – Она негромко хмыкает.
Мне следует промолчать, а еще лучше взять и отойти, но вместо этого я, сама не знаю почему, реагирую на ее выпад:
– То, что светлая зарабатывает себе на жизнь танцами, еще не делает ее шлюхой.
– Но как же, – усмехается Сивилла, – у вас же считается верхом неприличия обнажить перед мужчиной крылья. А эта без стеснения полуголая извивается перед целой толпой. Малолетняя потаскушка – вот кто она. И большинство крылатых такие же, как эта.
Сольт меня явно провоцирует. Не знаю, чем я ее так зацепила, но она буквально выпрыгивает из своего роскошного платья, пытаясь побольнее меня ранить.
Особенно злят ее слова:
– Взять хотя бы тебя, Эления. Ребенок от темного… Ты только его соблазняла своей неземной красотой или нашлись еще счастливчики, перед которыми ты светила крыльями?