Треки смерти

– Нет вроде… А вообще-то да. Что-то слышал. Как будто что-то упало… Или ударилось? Бам. Бум… Откуда ты все это знаешь? Опять фокус-покус?

11

В тот день отец ехал в город, чтобы купить мне воздушного змея. Вероятно, проезжая мост, он заметил выползавшего со стороны реки Сверчка. Остановил машину. Хотел, наверное, помочь ему – поднять его, всего в грязи. Врачи запретили ему делать резкие движения, поэтому отец посидел в машине немного и после этого вышел на дорогу. По которой мчался грузовик.

– Такой звук был, когда мой папа попал под грузовик.

Звук, который услышал Сверчок до визга тормозов. Я бросил правду ему в лицо, стоя у ворот. Потребовалось много времени, прежде чем до глуповатого Сверчка дошел смысл моих слов. Я всматривался прямо ему в лицо и ждал, когда изменится его выражение, когда оно придет в ужас. Он смотрел на меня своими широко расставленными глазами. Они округлились, лицо сковала судорога, как будто кто-то вонзил нож ему в спину. Сверчок хотел что-то сказать, произнести, но не мог. Я ушел в дом, оставив его в этом состоянии. Мне было тяжело идти, как будто я вяз глубоко в грязи. Еще до того как успел добраться до своей комнаты, я утратил способность передвигать ноги. Я опустился на колени и сел, прислонившись спиной к стене. За раздвижной дверью я видел тень стоявшего Сверчка. Я вжал лицо в колени, прокручивая в голове вновь и вновь правду, которая только что мне открылась. Каждый раз мне было так тяжело, как будто я узнал об этом только в этот миг. Мир рушился по несколько раз, и наступала тьма.

Прошло много времени, прежде чем я поднял голову. Тень Сверчка исчезла.

Сверчок каждый день приходил в десять утра. В то же самое время, когда мы играли в сарае. Как будто ничего не случилось. Дедушка или бабушка заходили ко мне в комнату, говоря: «К тебе Минагава пришел». Но я отвечал, что плохо себя чувствую, и ни разу не вышел. Сверчок, устав ждать, возвращался домой, а на следующий день упорно приходил снова.

– Поссорились? – на третий день спросил дедушка, заподозрив неладное.

– Дело не в этом.

Я не сказал ни дедушке, ни бабушке о том, что Сверчок убил папу. И не собирался им говорить.

– Просто плохо себя чувствую.

Я врал лишь отчасти. С каждым днем нарушения в моем организме становились все очевиднее. Болела голова, как будто на нее надели ужасно тесную шапку, я практически не мог есть, на четвертый день поднялась температура, у меня пропали силы, я не мог встать с постели. Я никак не мог уснуть, а если и засыпал, мне снились четкие цветные сны. Во сне не происходило ничего хорошего. Чтобы выскочить из этого состояния, я открывал глаза. Но замечал, что наяву мне еще хуже, чем во сне, и опять закрывал глаза. Все повторялось. Дедушка и бабушка беспокоились обо мне, хотели отвести меня в больницу, но я говорил одно: что я против.

– Так и умереть недолго.

У них были очень грустные лица, но я не испытывал никаких угрызений совести. На самом деле я был бы не прочь умереть, ослабив свой организм до предела. Я не понимал: если вокруг только такое, то зачем вообще жить? Если и было что-то хорошее, то тут же происходило что-то плохое. И это плохое после хорошего казалось еще более плохим. Ну и пусть тогда все становится хуже и хуже. Мне хотелось навсегда отправиться туда, где не происходит ничего хорошего.

Прошло еще два дня.

Дедушка с бабушкой ушли куда-то ранним утром. Может быть, отправились в какую-нибудь клинику проконсультироваться о моем здоровье. Не в педиатрию или к терапевту, а в клинику душевных болезней. Только смысла в этом не было никакого.

Я повернулся на бок, лежа под одеялом, и на глаза мне попался магнитофон, стоявший у стены. В маленьком окошечке виднелась пленка, которую дал мне дедушка. Пустая кассета, на которую мы со Сверчком записали всякую ерунду, дурачась в сарае. Только я об этом вспомнил, как мне показалось, что в комнате сидит Сверчок, и я почувствовал жар, распространяющийся по макушке. Я тут же поднялся, достал кассету из магнитофона, бросил ее на пол и стал бить по ней правым кулаком, как молотком. Но она не сломалась. Тогда я встал и начал давить ее ногой. Она все равно не поддавалась. Тогда я взял со стола электроточилку для карандашей и со всей силы опустил ее на кассету. Послышался хруст, пластик раскололся. Я продолжал бить по кассете точилкой, и она разлетелась на бесчисленные куски. Из кассеты выскочила тонкая черная пленка, напоминающая бесконечное количество переплетенных червей.

Стрелки часов показывали начало одиннадцатого.

Звонок не звонил. Слышался только стрекот цикад.

Вчера около десяти утра опять раздался звонок. Дедушка ушел помогать на соседнее поле, а бабушка сидела в туалете, так что в прихожую выйти было некому. Звонок звонил много раз, однако я продолжал игнорировать его. Но с каждым звоном во мне росло раздражение, и постепенно мне стало казаться, что звук попадает прямиком мне в голову, минуя уши. На седьмой раз я уже не мог терпеть. Выбежал из комнаты, ворвался в прихожую и с такой силой раскрыл дверь, что чуть не разбил стекло.