Третье правило пророка

— Мне очень жаль, что мы встретились так, — я и сам понял, как глупо это прозвучало.

— Таши… — ее синие глаза взглянули мне в лицо, — такова была воля твоей богини. Госпожа олив тоже призывала моими устами к этой войне. Так уж повелось, что люди платят за помощь божества участием в войнах небожителей… — Голос ее прервался. Тамир порывисто сжала чашу с душистым напитком. — Хуже то, Таши, что это (она обвела чашей сгоревший город) лишь начало. На помощь Союзу Островов идут остальные города Элиддании — с того берега моря. Сотни кораблей… с ними шествуют их боги.

Она помолчала и сказала тихо — Таши! Весь пантеон Элиддании соберется здесь против твоей Богини.

Я помрачнел.

— А много у вас Детей богов для жертв? Прости, Тамир, ты не обязана отвечать! — спохватился я.

Но она махнула головой. — Я могу сказать тебе, рано или поздно Великий царь узнает это сам — шпионы его повсюду. У нас ни одного человека, кем можно подпитать силы богов.

* * *

Вернувшись на корабль Великого царя, я погрузился в раздумья. Руки мои привычно приносили вечернее жертвоприношение (пять козлов с позолоченными рогами и один теленок из священного стада), уста изрекали обычные молитвы, а разум лихорадочно работал.

Итак, если Великий царь победит, то флот его выжжет города на нашем берегу, пересечет море, а потом уничтожит города Элиддании и там — на родине этого народа. Это будет катастрофа…

С горечью должен признаться, что мы всегда были варварами — мои чернокожие предки-шаманы, их потомки, служившие Великим царям и даже сами Великие цари. Темные разумом, во власти суеверий, не знающие ничего ни об иных мирах, ни об истинной природе богов, не умеющие ценить удовольствие от чтения свитков и от картин…

Искусством нашим были грубые статуи, вершинами словесности — темные тексты священных табличек и рассказы певцов о набегах и эпических попойках богов и героев. Мы сами не подозревали о своем варварстве, ибо таков был весь известный нам мир.

Так было до того, как три поколения назад в наши края пришли философы и софисты городов Элиддании, где боги дают людям свободу размышлять и творить. Уча за деньги и ради славы, Элидданы постепенно вытащили нас из болота тьмы к свету знания, открыли глаза на чудеса и красоту мира. Не будь их, мы не знали бы даже истиной природы мироздания — темные пешки в руках богов. Думаю я, потому Эбеновая богиня и объявила поход против Элиддании.

Объявила моими устами… Она — дикарская богиня и нисколько не изменилась с той далекой поры, когда голые жрецы приносили ей тощих козлят после удачной охоты. Она думает, что люди должны бояться, а не понимать. Богиня не успокоится, пока Великий царь не сожжет все города Элидданов, а жителей не переселит на другой край империи — в бесплодные равнины диких кахазов. И тьма снова не опуститься на мир, где будут догорать угольки знаний.

Весь вечер и почти всю ночь я вершил гадания об исходе грядущей битвы. Вообще гадания — вещь очень ненадежная. Но, как выяснилось поколение назад, если применить теорию Больших чисел, то из гаданий можно извлечь прок. Пять десятков раз я совершил гадание и результат выпал двадцать пять за победу Элидданов и столько же — за победу Великого царя. Это значит — силы богов и людей равны… и все решит жертва, которая наполнит Тшарат силой. Бедняжка Акта не доживет до конца недели, а то, что так дорого нам, будет погублено — моими руками.

Увы, Богини видит все, что происходит в мире, а пойти против воли Её — самоубийство. Я не могу позволить, чтобы клан мой разгневал ту, что дала нам все, чем мы владеем. Хотя…

Наутро разведчики сообщили Великому царю, что основной флот Элиддании приближается. Он походил на темную стену просмоленных парусов, заполнявшую горизонт. Над ним двигался фронт грозных черных облаков, подгоняя корабли ветром — так шли их боги. Я вывел Акту из каюты на царской пентареме, где она жила под неусыпной стражей двух старых, надежных черных евнухов.

Естественно, я ничего не говорил Акте, но привел ее на палубу и дал шанс в последний раз поглядеть на отца. Скованный Тара открыл глаза и смотрел на Акту не отрываясь — как и она на него. Я велел утроить стражу у пленного и проверил связывающие его Знаки. Когда я обернулся, то увидел еще пару глаз, не отрываясь, пожиравших Акту — принц Хара.

После обеда, когда флот кипел, словно улей, готовясь к завтрашней битве, Хара пришел ко мне в каюту и вел долгую, очень сейчас неуместную беседу о делах мудрости. Хитроумный юноша вывел разговор на роль человеческой жертвы для подпитки силы богов.

— Кровь принесенной в жертву невинной девы бодрит Богиню, словно воина — чаша отличного вина, — объяснял я неторопливо. — Это средство на крайний случай — как например, завтра!

Принц потерял самообладание и вскочил. — Вы хотите… — он невольно протянул руку, чтобы схватить мою.

Я отстранился и сказал сухо.

— Такова воля Её. Тшарат изрекла во время вечерней жертвы, что желает испить перед боем кровь девы.

Я помолчал. — Принц. Если вы хотите поговорить с ней напоследок, — я с радостью позволю, но лишь через дверь.