Третья

Я не могла смотреть ни на него, ни в пронзительные сейчас глаза Арнау ‒ смотрела на шнур валяющегося на полу светильника со случайно уцелевшей лампочкой.

Я просто молчала. Мне придется им объяснить – сейчас или позже. Придется, они не отстанут. Видит бог, я не желала этого разговора, но выбора мне не оставили. И я указала взглядом на свой телефон, лежащий на тумбе. Коэн уловил сигнал, поднялся, забрал телефон, после опять щелкнул пультом, позволив мне говорить.

‒ Диктофон, ‒ процедила я, ‒ последняя запись.

И лента на губах снова натянулась. Супер. Что ж, быть униженной за этот день мне не впервой, почти не обидно уже, нечему обижаться.

Гэл включил запись.

‒ Как они добились со мной… чего? – поплыл по комнате мой голос, чуть искаженный в записи.

‒ Контура!

‒ Откуда… вам это…

‒ … известно? Ведь сработал прикроватный датчик. Вы его не слышали? Он установлен во всех наших спальнях для того, чтобы уловить и зафиксировать эту специфическую энергию, если она появится. Вот у них появилась. С Вашей помощью…

‒ Дерек, ‒ процедил сквозь зубы Гэл, и я никогда еще не слышала такого зловещего тона.

Запись остановилась, нажали паузу. И мне временно перестало казаться, что меня, голую и привязанную за запястья, тащат израненным пузом по острым булыжникам.

‒ Он позвонил тебе, когда нас не было? ‒ Кивать не имело смысла, и так ясно. – Сказал, что сообщит некую информацию о нас?

На этот раз я кивнула. Едва заметно. И впервые посмотрела на лицо Арнау, глядящего чуть вбок и вниз, поразилась выражению его лица – очень холодному, бешено-равнодушному. С таким убивают, не задумываясь.

Гэл нажал на воспроизведение, «камни» продолжились:

‒ К-какой… датчик?

‒ Так они Вам не пояснили? Нет, они красавчики, конечно, первыми его прошли, они вообще любят быть первыми. И сразу же взяли заказ категории «А». А Вы знаете, что эти заказы оплачиваются в пятикратном размере?

Мне вспомнились чертово кафе и прогорклый вкус во рту. Вспомнилась та черта, которая разделила мой мир на солнечный и сумеречный. Может, хорошо, что разговор с Макдауэлом состоялся, что «договор» не продлился дальше. За себя было обидно.

‒ Вы были первой, с кем они попробовали, и сразу удачно, надо же… Даже недели не понадобилось.

‒ Вам какое дело?

‒ Я хотел бы первым, кто предложит Вам, раз Вы освободились, перейти в новую пару…

В этот момент Арнау ударил кулаком в стену перегородки. Со всей дури, со всей мощи – я никогда не видела таких ударов. В стене дыра, с пальцев капает кровь – его лицо почти не дрогнуло, лишь совершенно невыносимым сделался взгляд ‒ такого темного льда в нем я не видела никогда. Напряженная до пульсирующих желваков челюсть, слепая ярость в зрачках. Сейчас он был берсерком, и неясно, сколько кнопок внутри ему приходилось нажимать, чтобы не двинуться с места, не издать ни звука.

‒ Кто сказал, что я освободилась?

‒ Ой, только не глупите… Вы действительно думаете, что они вернутся сегодня и предложат Вам остаться?

Гэл выключил запись после этого предложения ‒ понял все. Сложил весь оставшийся сценарий с разбитой «колонкой», моим бегством, бешенством при встрече. И долго молчал. Капала и впитывалась в палас кровь с разбитого кулака Эйса.

‒ Мы… никогда не гнались за деньгами, ‒ голос Коэна был глух. Его можно было бы назвать ровным, если бы не прорывающиеся на поверхность непривычные нотки негодования и злости. – Мы не знали о том, что нам присвоена новая категория. И за «контуром» (он посмотрел на меня очень долгим и очень тяжелым взглядом) мы тоже никогда не гнались. Взяли то, что прислала система…

Если бы я сама выбирала то, что могу от них услышать, я бы выбрала именно эти слова, конечно. Вот только хорошие психологи тоже умеют понимать, в какой момент и что именно нужно озвучить, чтобы успокоить «пациента». Хотя могли бы просто не приезжать.

‒ Мы не помешаны на деньгах. Этот тест висел месяцами, и мы не пробовали искать кого-то для «контура», лишь бы получить категорию А. Ни разу.

Красиво говорит. Ладно. Только внутри все равно противно… Теперь каждый первый мужлан из «ТриЭс» будет мне предлагать вознаграждение за «помощь».