Третья истина

– О боже, опять конфуз! Ни слова больше... Любаша, душечка, я о тебе слыхал. Приди в объятья дяди! – дядя распахнул руки. Саша слегка попятилась, покосилась на Виконта и кончиками пальцев пожала правую руку Семена. Тот продолжал с надрывом:

– Одна, одна душа родная… Обломок прекрасного семейства… Сиротка милая… Мы с Полем не дадим тебе пропасть… Поль, ты ведь не оставишь меня? Как ты жила, несчастная сиротка? Скончалась мать, погиб отец… – Семен всхлипнул и горестно сложил руки на груди.

– Виктор убит? – дернулся Виконт.

– Не Виктор, Петр. Сражен в уличном бою шальною пулей. А Виктор бьется в одних рядах с Деникиным…

– С Антоном Ивановичем? Петр, говоришь, погиб? Пусть упокоится с миром… – Виконт к изумлению Саши тяжело вздохнул.

– Но это дочь Виктора. Александра, Саша.

– Разыгрываешь ты меня, родной, лисик?

– Не называй так, ради Бога, ты же должен понимать…

– Да…понимаю. Так мать звала тебя... А еще, ты помнишь как? Светлой головкой, ненаглядным...Веришь, Поль, мы, родные дети, не слыхали от нее такого... Не знаю, как Виктор, а я, уже студентом будучи, завидовал, не скрою... Ну, а уж Петр... Все, все, молчу, – поспешно перебил он сам себя, заметив, что Поль нахмурился.– Однако, насчет племянницы, ты разыграл меня, признайся.

– Послушай, Семен. У меня от твоих песнопений – голова кругом.

Саша все еще стояла у него за плечом, и голова у нее тоже в порядке не была. Виконт уселся на пуф и, уже сидя, взял ее за руку и перевел к большому рундуку:

– Саша, сядь сюда. С чего ты взял, про розыгрыш?

– У Виктора – все сыновья. От этой… провансальской мадам, я им счет потерял, – в голосе дяди Саше почудилось пренебрежение.

– М-м. Несчетное число сыновей и одна дочь. Не пускайся, ради Бога в рассуждения! Отвечай быстро и коротко, главное – коротко. Где Амалия Карловна?

– Бросила…

– Давно?

– Оставила…

– Давно?

– В шестнадцатом еще… я скрывал…

– По какой причине оставила?

– Если бы я знал…

– Так. Не знаешь. Что ж это вы все женились-то не по-человечески? А допустить, чтоб бросили, это для мужчины… – Виконт посмотрел на Сашу и переменил тему:

– Сколько у тебя комнат?

– Одна. И чулан, что главное. Вещей нет.

– Я о вещах не спрашивал. Понимаю, поддерживать себя в подпитии, это сейчас, видимо, накладно...

Саша чуть не рассмеялась: большой, довольно высокий дядя стоит и отвечает, как ученик на экзамене. Она уже хорошо рассмотрела его: он не был похож ни на отца, ни на Петра. В отдельных чертах проглядывали явные намеки на любимый портрет в гостиной Раздольного.

– Следовательно, ночевать у тебя негде. Что ж. Направимся к Вениаминовым или Ламздорфам. Я зайду к тебе еще, не пей без меня. – Виконт поднялся и кивнул, было, Саше, но был охвачен кольцом рук Семена, который покачался вместе с ним и все так же нараспев произнес:

– Поль, мой милый мальчик… и так она говорила… ты помянул пропавших – расстреляны, убиты, уехали – кто знает? Но суть не в этом, я знаю, у тебя полгорода – друзья, приятели твои, но, к сожалению, другая половина с оружием пошла на улицу и грабит. Ты не дойдешь живым до первого угла. Это бедствие, Поль, это принесли большевики, как дикое и сильное животное, с которым научились мы мириться, зная обычаи и правила его, несет мириады вшей, клопов и блох, а уж от них и тех болезней, что они распространяют, – спасения нет! Заклинаю тебя, останься!

– Странно. Значит – проскочили? А я ничего не заметил. Мы прошли по городу. Все казалось спокойным. Безлюдно только. Постой. А ты выходишь отсюда? Ах да, за животворной влагой! Ладно. Перестоим ночь у тебя, лежать негде, сидеть не на чем. Великолепно.

– Зато у многих все реквизировали и тянут до сих пор, а у меня… на нет и суда нет. Других изволят величать «проклятыми буржуями» и ставят время от времени к стенке, а я другая категория – « люмпен – пролетариат», пролетариат же с любым прицепом дорог сердцу класса – гегемона.

– Перестань гаерствовать, Семен, посмотрим, как нам устроиться. Не верится, что сейчас все так страшно. Не исключено, настоящее мракобесие – впереди. В любом случае, возьми себя в руки и не ной.

– Ах, Поль, какое счастье – это твое появление! Возле тебя можно освободиться от необходимости думать, решать… Устроимся, и не только на сегодня, мы ведь – родные друг другу. Смотри, у деточки глазки такие выразительные, когда распахиваются вдруг, ты заметил? Они тебе никого не напоминают? Поль?

– По-моему, слипаются эти выразительные глаза, ей спать давно пора. Болела недавно. Пусть приляжет здесь, пока я осмотрюсь. – Поль положил свою куртку на атласное покрывало, которым был застлан рундук, бросил Сашин рюкзачок в изголовье, и Саша, повинуясь его взгляду, прикорнула, но необычная обстановка и жесткость ложа мешали ей полностью забыться сном. В небольшой комнате было так мало мебели, что Виконту пришлось пересесть с пуфа на этот же рундук, хотя бы для того, чтобы Семен не опустился прямо на пол.