Третья раса

— Ну вы даете! — ее голос, искаженный усилителем, не выражал никаких эмоций. Мне приходилось догадываться, что она чувствует. — Всей компанией заявились!

В колодце нашего шлюза между тем появились морды Тошки и Лидочки. Дельфины отфыркались, но вступать в разговоры не стали. Поняли, что сейчас не до них. Действительно, неработающие насосы создали нам очень серьезную проблему. Были бы здесь настоящие спасатели со спецоборудованием, они бы нашли способ запитать агрегаты снаружи или другим способом поднять давление внутри. А что делать теперь, я понятия не имел. Оставалось положиться на опыт Долговязого. Я посмотрел на него, опасаясь, что он отведет взгляд. Но отставник даже бровью не повел — как ни в чем ни бывало продолжал ковыряться с инъектором и акриловыми флаконами с культурой грибка. У меня создалось ощущение, что особой проблемы он вообще не видит. Каким бы он ни был крутым, но все же это было в высшей степени странно.

— Ну что, Копуха? — он повернулся, и мы встретились взглядами. — Готов спуститься в кроличью нору?

— Погоди! — остановил я его. — Мы же не сможем резать обшивку! Их же затопит, барракуда тебя дери!

— Конечно, затопит, — спокойно ответил отставник. — Только не сразу. Они откроют все двери, чтобы максимально увеличить объем помещений. Так что затапливать их будет минут пять, не меньше. За это время нам надо всех накормить сахаром и сделать инъекции.

— А грибка хватит на всех?

— Хватит, хватит. Он же плодится в пробирках. Ну все, давай руку, хорош болтать.

Он сделал мне инъекцию, потом я ему. Я ожидал каких-то особенных ощущений, но организм поначалу никак не отреагировал на вторжение в кровь чужеродной культуры. Лишь через полминуты я поймал себя на том, что дышать хочется все чаще и чаще.

— Кажется, задыхаюсь! — испугано сказал я.

— Все нормально. Грибок выедает углекислоту из крови, поэтому тонус сосудов падает и мозг бьет тревогу по причине легкого кислородного голодания. Сейчас все сбалансируется.

Однако балансом и не пахло. Меня охватило нарастающее чувство неловкости, словно одежда на теле сидела как-то не так. Захотелось ее поправить, но я удержался, прекрасно понимая, что это паникует мозг. В ушах зазвенело, кожу начало покалывать, а в дыхании появились сбои. Интенсивная работа легких ничего не давала, так что я ощущал себя не лучше, чем рыба, выброшенная на берег.

— Мне хреново! — выкрикнул я, но Долговязый не обратил на это внимания.

Сердце билось медленно и лениво — вот-вот остановится. Мне стало ясно, что реакция моего организма оказалась неадекватной, нестандартной, поскольку у Долговязого не видно было ни малейших признаков недомогания. А у меня сердце работало все хуже, и чтобы продолжать дышать, мне приходилось делать это сознательно, с усилием вздымая грудь. Скорее всего грибок не выделил необходимые стимуляторы сердечной активности, а Долговязый думает, что я сдрейфил! Но я же умру так, задохнусь, барракуда дери!

Дикий ужас охватил меня — подлинный страх смерти. И тут же сердце, словно после пинка, начало набирать обороты, в глазах просветлело, а свист в ушах пошел на убыль. Когда я очухался окончательно, оказалось, что давно не дышу, но в этом уже не было ни малейшей необходимости. Теперь кислород, необходимый для жизни, поступал не из легких, а вырабатывался микроскопическими грибами в крови. Долговязый оказался прав — ощущение было за всеми возможными гранями реальности.

— Ну как? — поинтересовался он.

— Нормально… — прошептал я.

Чтобы говорить, надо было набрать в легкие воздух, но это было не так легко делать сознательно, не испытывая физиологической потребности.

— Тогда добро пожаловать в Страну Чудес, — он подмигнул и улыбнулся истончившимися, посиневшими губами.

Не больше минуты нам потребовалось на то, чтобы снарядиться для спасательного погружения. Мы подвесили на пояс по медицинскому блоку с пятью снаряженными инъекторами в каждом, закрепили на ремнях плазменные резаки, надели гарнитуры и перчатки для связи и настроили налобные фонари. Затем надели специальные контактные линзы и бросились в черную бездну колодца.

Мощные лучи света наших фонарей уперлись в зыбкую бесконечность, лишь изредка в них мелькали размытые силуэты рыб. Поскольку никакого балласта не было, а вниз нас тянули только увесистые баллоны плазменных резаков, погружение нельзя было назвать быстрым. И хотя глубина в тридцать метров для меня была плевой, но необычность нового способа дыхания превратила спуск в незабываемое путешествие.

— Вы не дышите? — спросил Тошка, невидимый в темноте.

«Дышим особым образом», — ответил я жестами Языка Охотников.

Перчатка перевела движение пальцев в речь синтезатора, а коммуникатор превратил в понятные дельфинам щелчки и свисты. Но поскольку усилитель на дне тоже являлся абонентом нашей сети связи, все переговоры слышали и люди внизу.

— Что там у вас происходит? — послышался в наушниках голос Леси. — Вы нырнули?

«Все в порядке», — сделал я соответствующий жест.