Третья стихия

Он стоял на верхних ступенях лестницы, залитой расплавленным варом, доходящим ему до щиколоток, шипящим и пузырящимся, однако не обжигающим ног. «Что, хреново? То-то. Будешь в следующий раз выбирать, на кого кидаться. Впрочем, о следующих разах можешь забыть». На руках у него лежала Рейчел. Целая и довольно таки тяжелая. Но вряд ли живая. Он поглядел вперед. Двери, до которых они так и не добрались, были распахнуты, за ними открывался тронный зал — в самом деле тронный, потому что в противоположном его конце стоял на постаменте золотой трон, обтянутый красным бархатом. Надо было еще узнать, как там позади чувствуют себя Петр с Бродягой, но увиденное в зале мигом вышибло из Михаила тревогу за попутчиков и заставило даже забыть о необычном поединке, из которого он вышел только что победителем. Там перед троном седой мужчина в коричневом с золотом балахоне обнимал Илли и тянулся к ее губам, а она отклоняла голову все дальше назад, обхватив при этом его за шею. Наконец он влепился в ее губы.

Михаил с горловым рыком:

— Ах ты!..(дальше он просто задохнулся), — сорвался с места. И тогда позади мужчины прямо из воздуха соткался призрак ревнивого мужа, иначе говоря — Владимир Карриган с кинжалом в руке. И ударил этим кинжалом старого ловеласа между лопаток. Тот закричал страшно, отпуская Илли, стал медленно оборачиваться назад, оседая уже на полуобороте, и рухнул мешком к ногам Карригана и Илли. Она отступила на шаг, приложив ко рту запястье, тем же жестом его вытирая, и тоже упала.

Владимир Карриган, сделав свое черное дело, перешагнул через коричневое тело с торчащим в спине ножом, и заботливо склонился к Илли.

Вся драма длилась секунды. В течение этих секунд Михаил бежал к ним, уронив где-то по дороге Рейчел. Илли он достиг практически вместе с Карриганом и одновременно с ним опустился возле нее на колени. Она лежала на спине и, оказывается, пребывала в сознании: глаза хоть и были полузакрыты, но взгляд их оставался осмысленным, ресницы подрагивали. Она глядела на Карригана. Губы ее тоже вздрагивали, пытаясь что-то сказать ему.

— Не надо, — уронил он.

Но она все-таки сказала:

— Как ты… смел?., зачем?..

Напряглась, пытаясь приподняться, но не смогла, лишь чуть оторвала голову от пола и выговорила отрывисто:

— Там… Не было… Иглы…

Михаил заботливо подложил руку ей под голову. Карриган потянулся к ее кисти, повернул ее ладонью вверх и произнес удовлетворенно:

— Ты взяла Стихию.

Михаил перевел взгляд на ее ладонь, осторожно перевернул вторую кисть и так и оставил ее в своей — обе ее ладони и пальцы были изрезаны и все в крови. Она спросила:

— Но почему?..

— Потому что для этого тебе было достаточно слиться с ним в поцелуе, а мне — убить его в этот самый прекрасный миг в его жизни. Больше ему просто незачем было жить. Хотя сам он этого так и не понял.

Убить. Михаил поглядел через плечо назад. Там, у самой двери, Петр пытался привести в чувство Рейчел. Значит, она еще жива — иначе б не старался. Бол пребывал рядом с ними — на первый взгляд в полном составе. «Слава Богу, все целы!» Повернувшись обратно к Карригану, Михаил спросил у него мысленно: «А ты часом не надеялся, что сегодня еще кое-кого убьют?»

«Надеялся, а как же. Но не сомневался, что с этим ты справишься и без меня».

Илли вновь напряглась, и Михаил почувствовал, что она все силится и никак не может пошевелить даже рукой.

— Что со мной?..

— Человеку не дано удержать две Стихии, — ответил Карриган. — Одну тебе необходимо отдать… Мне. И немедленно. Иначе это будет стоить тебе жизни.

— Но, если я умру, как же тогда… Стихии?..

— Тогда нам придется стать посредниками между тобой и твоими ближайшими родственниками. Выбор небогатый. Отдать одну или потерять обе — вместе с жизнью. — Он помолчал в ожидании ответа. Не дождавшись, наклонился к самому ее лицу, спросил: — Так ты согласна?..

Она не отвечала. Михаил понял: еще мгновение — и он коснется ее губ.

— Нет, — сказала она. Рука ее в ладони Михаила шевельнулась.

— Ты, — сказала она.

Карриган резко выпрямился, взглянув в упор на Михаила. «Ну что ж… Ты ведь давно мечтал об этом? Считай, что тебе фантастически повезло. Единственному из миллиардов».

Михаил невольно покосился на труп: «Не единственному. Одному уже сегодня повезло».

«Единственному. Потому что ты останешься жить и будешь помнить».

Михаил взглянул на Илли. О том, чтобы поцеловать ее, он бросил мечтать с той ночи в «бычке», когда прослушал последние земные новости. Раньше — да, мечтал. Но не при Каррйгане и не в ритуальных целях. И все же придется. Потому что из их разговора определенно выходило, что это должно спасти ей жизнь.

— Нет, — опять сказала она и чуть заметно усмехнулась. — Не надо… меня целовать… Сними медальон… у меня с шеи…

Выпустив ее руку, он провел пальцами по ее шее под воротом, нащупал цепочку и осторожно снял медальон, стараясь при этом не задевать ее по лицу и не уронить ей голову. Медальон был совсем темным, треугольным, с белой звездочкой посредине. Не вызывало сомнений, что он очень старинный.

— Положи его… мне в руку… И накрой… своей…