Однако раны Странников, постоянных жителей Перекрестка, меняющих каждый день реальности, словно театральные декорации, исчезнут без следа в новой реальности на следующее же утро — при условии, что нанесены эти раны были чем-то взятым или состряпанным из декорации, вроде вот этого лазерника, а не подлинным оружием, изготовленным мастерами Перекрестка. Если Странника убивали таким оружием, то это было всерьез и навеки. Кики так ничего и не сказал отцу о своем подлиннике, будучи уверен, что смертельная угроза его не остановит, а, наоборот, только подольет в огонь его праведного гнева бензинчика ярости и наверняка уже спровоцирует длительный межклановый конфликт. К тому же он подозревал, что Герт не имеет серьезного намерения использовать подлинник — не та сейчас ситуация, несерьезная, скорее игровая, — а демонстрирует его на крыше своей машины просто для острастки, чтобы отпугнуть от «Ягуара» настырную погоню.
Проделывать для себя, как Герт, дыру в крыше Заноза не стал — слишком низко стелился над машиной предупредительный огонь; он высунул из окна голову и руку с зажатым в ней монолитным карабином последней модификации. Но выстрелить Заноза так и не успел; то ли трансформация такси была произведена некачественно, то ли некачественной была еще та, прежняя дверца Машины, и этот дефект перешел по наследству к новой — это так и осталось неизвестным. Факт тот, что, как только Заноза доверил вес своего тела предательской двери, она подалась наружу и тут же распахнулась во всю ширь, вытянув за собой из кабины висящего на ней Занозу, пронесла его, спешно поджавшего ноги, несколько метров над асфальтом, а потом взяла да и вовсе оторвалась. Вместе с Занозой, разумеется. Последнее, что он при этом услышал, было его собственное имя, донесшееся с отчаянным выхрипом из пустого дверного проема бывшего такси. Потом он упал, отцепившись при ударе от злосчастной дверцы, покатился с ней вместе куда-то вперед вслед за машиной (дай Бог только, чтобы не под колеса — сверкнула мысль), больно ударяясь об дверцу и об асфальт всеми выступающими частями тела, шарахнулся напоследок обо что-то головой, тут и остановился.
Лежа на спине в подобии беспамятства и постепенно приходя в себя, Заноза сразу же ощутил, что в мире произошли за время его недолгого отсутствия какие-то глобальные перемены. Что там стряслось с окружающим миром, Заноза догадался еще до открытия век, а когда открыл их, то убедился, что не ошибся в своих предчувствиях: снаружи произошла полная смена декорации, иными словами — он вылетел из одной реальности в другую, и вылетел с треском, прихватив с собой, как тут же выяснилось, подлую дверь, невинно зеленеющую теперь неподалеку, словно крохотный изумрудный оазис на идеально ровной безжизненной равнине, куда ее вместе с Занозой выбросило, как отбракованный дубль, из самого критического момента гангстерской погони. Такое порой случалось со Странниками, как правило — в экстремальных ситуациях (при выпадении в окно, например), а иногда и просто по ходу жизни, стоило только в особо взвинченном состоянии стремительно свернуть за угол или войти резко в какую-нибудь — все равно в какую, да хоть вот в такую же зеленую автомобильную — дверь. Тут Заноза почувствовал, что правая рука его сжимает что-то мертвой хваткой, и, взглянув на нее, удостоверился, что получил в наследство от неудачной заварухи еще один предмет — свежеизготовленный, но так и не выстреливший ни разу лазерник. Первым сильнейшим желанием Занозы было запульнуть этим вторым предметом в первый — то есть в паскудную дверь, — причем не путем нажатия на гашетку, а по старинке, путем метания, и он уже было замахнулся, но вовремя передумал, отрезвленный здравой мыслью о том, что оружие какое-никакое, а все-таки может ему в незнакомой декорации пригодиться. Поэтому он на полуразмахе заткнул сердито лазерник за ремень, а в направлении двери просто в сердцах плюнул.
Теперь Занозе предстояло прорываться обратно в ту реальность, где обитал сегодня его клан, и выяснять там в первую очередь, чем кончилась для папаши Костена опасная погоня.