Третья стихия

Справедливости ради надо сказать, что, потеряв всякую точку опоры в окружающем пространстве, то есть оказавшись практически в невесомости, Михаил поначалу растерялся. Но, к счастью, ненадолго. Слегка привыкнув к новому, «полетному» состоянию, он тут же ощутил свою ответственность за порхающих рядом людей, как и ответственность самого момента, выразившиеся примерно следующей мыслью: «Если не я, то кто? Если не сейчас, то когда?» Будет ли в данных обстоятельствах ему помогать Странник, или ему стало теперь не до того вследствие этих обстоятельств, сейчас уже не имело значения; единственным пылающим словом вспыхнуло в мозгу главное: «Увести!» Михаила не заинтересовало даже, предпринимают ли что-нибудь отделившие наконец себя от манны преследователи, он даже не удосужился отыскать в полете глазами вражеские катера. Приняв решение, Михаил просто крепко зажмурился и в наступившей темноте окликнул мысленно ту свою другую, новую ипостась. И, едва позвав, ощутил перед собой дорогу — так же, как и в прошлый раз, хотя теперь его ноги были лишены подлинной опоры; впрочем, кто знает, какая из опор являлась изначально более подлинной?.. Сейчас для Михаила не существовало уже ничего реальнее этой дороги. Возможно, что так оно и было, и перед ним в моменты перехода действительно представала единственная подлинная, базовая, так сказать, реальность — не зря же Странники пренебрежительно называли остальные сменяющиеся миры «декорациями». Он не видел теперь своих спутников — кругом был только светлый мерцающий туман, подступающий со всех сторон к дороге. «Потерял!» — пискнул испуганно где-то в глубине души старый Михаил Летин, но новорожденный Проводник тут же уверенно взял инициативу в свои крепкие руки: его не надо было учить искусству перехода в иные реальности, как только что вылупившемуся утенку не нужны уроки плавания. Проводник закинул мысленную сеть, охватив ею всех, кого хотел увести за собой, и, потянув, тут же почувствовал их живую энергетическую тяжесть. В то же мгновение он ощутил, что сеть стала вдруг значительно легче — Карриган, также захваченный в сеть, одновременно был уже тут как тут со своей бескорыстной помощью. Михаил тронулся вперед и сейчас же почувствовал присутствие где-то рядом Странника; Михаилу было неизвестно, как сам Заноза воспринимал состояние перехода и что именно ощущал в этот момент, но Михаил засек его волю в виде легкого подталкивания с дороги куда-то вправо. Он поглядел в ту сторону и тут только заметил убегающую от основного пути узенькую тропку, едва различимую в тумане по желтоватому отсвету, словно просыпалась из дырочки в заплечном мешке у странствующего ангела солнечная пыль. Михаил свернул с дороги на эту золотую тропинку, и нажим чужой воли исчез, присутствие Странника стало неощутимым; тропинка разветвилась надвое, и Странник вновь дал о себе знать, направляя Проводника на нужный путь. Тропка петляла, расходилась, пересекалась с другими, и каждый раз Странник помогал Проводнику выбрать правильное направление. Пару раз Михаил хотел было остановиться, но незримый попутчик не позволял, мягко подталкивая между лопаток — рано, мол, пока, иди дальше. Постепенно давление в спину стало постоянным: Странник словно подгонял, поторапливал путника, заставляя его идти быстрее. Подчиняясь, Михаил стал наращивать темп — удерживать попутчиков сетью оказалось гораздо легче, чем тащить их вместе с помещением и всей мебелью, да плюс еще помощь Карригана, — как вдруг тропинка, выбегающая из тумана прямо ему под ноги, резко свернула влево и внезапно оборвалась вниз, словно ручеек, сорвавшийся в пропасть с отвесной скалы. Разогнавшийся Михаил не успел вовремя остановиться, шагнул в пустоту и тут же почувствовал, что падает с той же скалы вместе со всем своим грузом. Лететь пришлось не так уж и долго — секунды три-четыре, но весь букет ощущений, связанных с внезапным падением в пропасть немереной глубины, Михаил за это время пережить успел. Потом он грянулся спиной на что-то относительно мягкое — по сравнению, например, с каменными выступами на дне пропасти, — и от удара глаза его сами собой распахнулись. Первое, что они увидели, было серое — очень похоже, что осеннее, — небо, и на его фоне — голые ветви дерева, под которым Михаил, оказывается, лежал. «Свалился с дуба…» — сейчас же поставил он сам себе мысленный диагноз с апломбом бывалого санитара. После чего сел и огляделся, затем медленно встал, не в состоянии сразу осознать увиденное и привести его в соответствие со стандартами своих представлений о пространстве, о времени, а также об их гибриде, так называемом пространстве-времени.