Третья стихия

В тот же миг пол исчез из-под его ног, и Рэт, потерявший под собой опору, провалился в темный длинный колодец. «Аварийный гипер», — не успев толком испугаться, догадалась Илли еще прежде, чем Рэт выпал из тьмы гиперколодца прямо в пилотское кресло небольшого спасательного катерка. Бывшей императрице, благодаря ее бывшему инструктору Карригану, был известен этот тип катеров: обычный четырехместный челнок-спасатель, способный вынести при необходимости до восьми пассажиров. Оказавшись в челноке, Рэт почему-то не торопился готовить его к старту. Он сидел, опустив руки, уставясь неподвижно в слепой экран перед собой. Что-то неладное творилось в его голове: что-то там возбухало, ширилось, давило, заливало гнойной массой сомнений только что вспыхнувшую живую искру.

«Что я делаю? Куда я полечу? Я ведь не смогу даже вернуться в свое родное пространство!..»

«Не бойся, это я, Вилли, я — с тобой, я тебя не оставлю! Сделай же последний шаг! Мы найдем тебя, подберем, разыщем, где бы ты ни был! Верь мне!»

«Бред… Но даже если и нет, если, допустим, это не бред и она мне действительно поможет, то на что я буду обречен, присоединившись к ней? На вечное бегство?.. А что получу взамен? Сомнительную радость близости с женщиной, которая не может гарантировать мне ничего, кроме пожизненного клейма изгоя?»

Захлебнувшись на мгновение в душных глубинах его сознания, отравленных ко всему еще отчаянной злостью на все и на вся, Илли отпрянула в панике от своего бывшего жениха, словно вынырнула на свет Божий из вязкой трясины. Разочарованная душа жаждала сейчас надежного приюта и, наверное, поэтому тут же очутилась в собственном теле, преодолев в момент пространства и расстояния, не повидавшись даже напоследок с подругами-ведьмами. Что они, безусловно, заслужили ее благодарность, она поняла лишь спустя несколько минут, окончательно придя в себя после мистического вояжа: она искала и не находила в себе ни былого отчаяния, ни боли, ни даже ненависти. Разве можно ненавидеть человека за то, что он такой, какой есть, что он тебя не любит, да и никогда по-настоящему не любил? Любовь ведь не вызовешь по заказу, если ему вообще дано было любить, в чем она теперь очень сомневалась. Единственное, чего был, пожалуй, достоин Рэт Эндарт, — так это жалости. Для ненависти он был слишком мелок; ведь ненависть, как известно, — оборотная сторона любви, а любила она, оказывается, кого-то совсем другого — человека со своими недостатками и слабостями, но все же гордого и смелого, верного себе и знающего цену своему мужскому слову, короче говоря — нереального, ею же самой придуманного принца. Найди она даже сейчас в себе силы простить предательство, ей просто некого было прощать: принц оказался соломенным пугалом, а его любовь — воздушным замком, воздвигнутым на болоте. Возможно, что ее тайный визит в сознание Рэта, как и сам способ получения таким образом информации, был не совсем честным. Но ведь ее случай — особый! И она непременно поблагодарит новых добрых подруг — за то хотя бы, что они сумели это понять. Только благодарить придется как-нибудь в следующий раз: вновь покидать тело и созывать их прямо сейчас только для того, чтобы выразить им свою признательность, не было ни сил, ни смысла. Слишком уж она измоталась за пару последних сумасшедших дней и хотела теперь лишь одного — забыться, погрузиться в сон, благо какое-то подобие кровати ей в этом псевдозагробном мире предоставили.

Сон подобрался незаметно, как большой ласковый кот, и уже обнял ее своими мягкими белыми лапами, как вдруг его спугнули шум и резкие крики, донесшиеся, очевидно, из коридора. Милостиво пожаловавший было сон мгновенно, чисто по-кошачьи испарился без надежды на возвращение. Разлепив глаза, Илли обернулась к дверному проему, увидела мелькающие в коридоре черные балахоны и тут же с досадой поняла, что желанный покой, увы, даже сниться ей в ближайшее время не намерен.

Глава 11 ИЗ ПЛЕНА В ПЛЕН

Михаилу снился кошмар. Чаяния его заботливых родителей неожиданно и совершенно не ко времени сбылись: редкий дар Проводника — проклятие всей его предыдущей жизни — исчез именно теперь, в этом метаморфозном мире, после чего все его спутники, не исключая Илли и даже единокровного брата Петра, отбыли обратно в свой мир, бросив бесталанного Михаила доживать свои дни в реальности третьего рода. И вот он, бывший Проводник, а ныне — лицо без конкретных занятий и без определенного места жительства, одинокий и покинутый, обзаведшийся уже зеленой бородой по пояс, сидит перед распахнутыми дверями «Донского орла» с протянутой рукой, выпрашивая у его новых постояльцев-вампиров мензурку кровушки или, на худой конец, — горсточку грыбов на пропитание. И подходит к нему, сирому да голодному, давешний мент в черном балахоне, пинает его ногой под кобчик и говорит сердитым голосом:

— Вставай, ублюдок!

А вампиры-постояльцы лезут пачками из окон и орут радостно:

— За шиворот его! В морду — и в отделение!