Я застыла в оцепенении. Потом начала взвешивать. Куда ни кинь, везде клин. И к ним в лапы попасть мне несильно хотелось, и уйти, оставив Петроса в заложниках, я тоже не могла. Англичане от кого угодно могли узнать, что эласиты ворвались в клинику, и напасть. А по его виду я поняла, что он не шутит. Коммунист, не коммунист – расстреляет без сомнений. Для таких людей успех движения важнее отдельно взятого интеллигента-коммуниста со сломанной ногой. И что я скажу тете Катинго? Да она будет обвинять меня всю оставшуюся жизнь. Я подобрала сетку с гипсом и побрела в сторону палаты Петроса, еле сдерживая слезы. Мне хотелось визжать от бешенства. Чтобы я, Нина, да попала в грязные лапы этого оборванца, и еще должна была поклясться, что я на его стороне!..
В клинике я провела неделю. Ела вместе с больными пустую баланду на картофельных очистках, а спала на двух сдвинутых креслах, прикрываясь собственным пальто вместо одеяла. И как только я не подцепила воспаление легких за эти дни, просто чудо Господне. Прежде чем я оказалась запертой в клинике, они уже выломали и сожгли все, что только может гореть, чтобы протопить помещение. Выломали даже ставни на нескольких окнах. И ко всему у меня еще началось и чудовищное кровотечение: от всех переживаний месячные пришли раньше времени и не думали прекращаться. А какие-то капли, которые мне выписал врач, не только не улучшили, но даже ухудшили положение.
На восьмой день, проснувшись затемно от холода и дурных снов, я почувствовала, что что-то изменилось. Вскакиваю, выбегаю в коридор и попадаю прямиком в объятия гвардейского офицера. «Наши! – взвизгнула я вне себя от счастья. – Наши!..» Я обняла его и поцеловала, плача, у меня началась истерика. Бегу в палату Петроса – нет Петроса! Весь мой восторг сдулся, как проколотый шарик. «Где мой брат?» – вцепилась я в медсестру, а перед глазами промелькнули все возможные ужасы. «Не переживайте, – проговорила та, улыбаясь. – Я разрешила ему самому дойти до туалета…» Я перевела дух. Но не прошло и десяти секунд, как в палату ввалился хитис[30]
, премерзкая беретка на голове и ноготь одного из пальцев не меньше двух сантиметров длиной, ну я вам скажу, нет более гадостного зрелища, чем длиннющие ногти, которые отпускают некоторые пшюты. «Ты, что ли, кузина Эммануила?» – говорит. И по роже, и по голосу было понятно, к бабке не ходи, что наркоман. Да что же это, из огня да в полымя! – пронеслось у меня в голове. В конце концов, эласиты делают то, что они делают, потому что им кажется, будто бы таким тупым образом они могут хоть чуть-чуть, но изменить Элладу к лучшему, а этот стукач, эта помойная отрыжка чего хочет добиться, во что верит? «Не я!» – заявляю. Нутром почуяла, что эти расспросы не к добру, интуиция никогда меня не подводила. «Брат мой, – отчетливо произнесла я, – именуется Лонгос… Димитрис Лонгос…» Это было первое, что мне пришло в голову. Как вспомню, просто передергивает. Он посмотрел подозрительно. В этот момент в дверях показался Петрос. Кровь застыла у меня в жилах. «Димитри! – вскричала я, глядя в упор, чтобы до него дошло. – Скажи этому господину, как тебя зовут. Он не верит, что твое имя – Димитрис Лонгос…» Петрос растерялся на долю секунды, но он никогда не был идиотом. Быстро сообразил, к чему все клонится. «Ну да, меня зовут Лонгос», – с честнейшей скукой в голосе сообщил хитису и завалился на кровать. «Ты наверх сходи, – говорю я этому бандиту, – что-то мне кажется, будто какой-то Эммануил жил в такой же палате, как у нас, но то ли на втором, то ли на третьем этаже…»Хитис вышел и начал подниматься по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. «Быстро! – прошипела я тогда Петросу. – Поднимайся, нет времени на разговоры! Смог дойти до туалета – дойдешь и до дома…» Его палата была как раз на первом этаже. Он оперся на мое плечо, и – прыг-скок – мы добрались до ворот. Офицер, которого я расцеловала в приступе восторга, стоял на улице и разговаривал с каким-то англичанином. Завидев меня, улыбнулся и отдал честь. «Благодарю, – едва проговорила я, – благодарю», – и улыбнулась ему в ответ как ни в чем не бывало. А сама чуть с ног не валюсь от ужаса, все боялась, как бы не появился этот хитис и не схватил нас. Все мое нутро просто визжало: беги! А поскольку нужно было приноравливаться к походке Петроса, мои нервы были натянуты до предела. Когда же мы наконец добрались до дома и я почувствовала себя в безопасности, рухнула на кровать и разразилась безудержными рыданиями. Я уже целую вечность не плакала так сильно.
Через пять, а может, шесть дней Тодорос вернулся с Ближнего Востока.