Третий брак

Сотириса взяли одним из первых. Еще до возвращения покойной киры-Экави из Каламаты он как офицер полиции реквизировал дом в Халандри. Накануне Дня святой Варвары Поликсена оставила его дома болеть (он лежал с гриппом), а сама спустилась на площадь за покупками. Когда вернулась, обнаружила пустой дом. «Так и так, – говорит ей соседка. – Беги, я слышала, как они обсуждали, что вернутся». В полном безумии Поликсена бросилась по дороге к Турковунья, срезала через Галатци и добралась до дома покойницы, где и осталась ждать, чем все кончится. В то время дом стоял пустой, эласиты забрали и хозяина, и его жену, и двоих детей – он сотрудничал с гестапо и был номархом в Халкиде. Несколько раз Поликсена приходила, и мы пили кофе. Я пыталась ее утешить, она прямо с лица спала ото всех этих напастей. Каким бы человек ни был крепким и хладнокровным, но приходит день, когда и такой не выдерживает. Шутка ли, потерять первого мужа, когда они еще и месяца не были женаты, потом за три месяца брата и мать, а теперь забрали и второго мужа, и кто знает, свидятся ли они когда-нибудь еще… Но теперь, когда вернулся Тодорос, рядом с ней хоть живая душа была в доме. О Димитрисе и кире-Экави он узнал от своих коллег-журналистов, поехавших в Египет сразу после победы.

В те дни освободился и мой собственный дом. Мой жилец, заправила черного рынка, прятался, пока буйствовали эласиты, и носа не казал, пока те не убрались из Афин. Но даже и тогда, несмотря на то, что опасности больше не было, он решил, что лучше сменить дом. По-хорошему мне надо было сразу же найти нового жильца, мы отчаянно нуждались в деньгах, есть уже было не на что. Но я настолько осатанела от тети Катинго и ее придури за все эти годы, что решила: к черту! Я сбегу, вернусь в собственный дом, пусть даже я там сдохну от голода!..

В первые несколько дней он казался мне очень странным, как будто вовсе не был моим. Даже тот особенный запах, который есть у каждого дома, более не был прежним. Понадобилось несколько дней, чтобы все переложить на свои места и создать хотя бы видимость того, что все как прежде. До этого момента мы так и не почувствовали, что уже мир. Не успели порадоваться, что удрапали немцы, пришли эласиты. Теперь же впервые начали понимать, что война действительно закончилась. Продукты потихоньку возвращались на прилавки, и стоило только чуть-чуть порадовать животы, как люди полностью вернулись к жизни. Люди распахнули двери и с распростертыми объятиями принимали героев-победителей с Ближнего Востока, не особо интересуясь анкетными данными. Если у тебя был сын, брат, кузен или даже просто знакомый среди тех, кто вернулся, он тащил к тебе своих однополчан, и в складчину, из консервов и пива, принесенных ими, и из продуктов, что получали мы по нашим карточкам, ухитрялись закатывать фантастические пирушки, так что время пролетало стрелой. Тодорос тогда дружил с флотским офицером и с сержантом бригады Римини. Я пригласила их, Поликсену, Клио и Уилли с Бертой, Такиса и Ирини, и мы ели, заводили граммофон и танцевали. А когда отпустили Сотириса, измученного и изможденного, но живого, ощущение праздника достигло своего апогея.

Тодорос начал подбивать ко мне клинья, но я делала вид, что не понимаю. А вот посмотрим, что он станет делать, думала я. Я видела, что он пытается оттереть от меня всех прочих, но я его избегала. По правде сказать, на меня произвело несколько неприятное впечатление то, что он не задал мне ни одного вопроса ни о брате, ни о матери. Он ни разу о них не заговорил, словно бы их никогда не было, хотя, конечно же, даже если бы он и начал спрашивать, я бы не стала рассказывать ему ничего из того, что знала. Хотя я и дала кире-Экави слово рассказать Тодоросу всю правду, я была полна решимости держать рот на замке. Это лучшее, что можно сделать, решила я, пусть мертвое прошлое хоронит своих мертвецов. Было бы неправильным стравить их с Сотирисом. Так или иначе, их отношения, во всяком случае судя по тому, что я видела, и так были не слишком теплыми. У них не было ничего общего. Каждый раз, когда Сотирис открывал рот, чтобы изрыгнуть очередную глупую шутку записного деревенщины, Тодорос закатывал глаза и надувался. Поликсена ничего мне не говорила, но я видела, что еще немного – и они сцепятся. Сотирис не имел ни малейшего желания делить свою жену с ее братом, и Поликсена не могла стирать и гладить рубашки Тодороса. В конце концов, в доме киры-Экави они задержались лишь на время. Рано или поздно они должны были вернуться к себе в Халандри.