Только когда он повадился таскать у меня из дома золотые украшения и сдавать их в пункт приема пожертвований принцессы Фредерики на Фуфайку Воину, вот тут у нас начались конфликты. Дело, конечно, правое и святое, я и сама была патриоткой, и хотела помочь, и помогала, мои руки уже были сплошь мозоли от постоянного вязания, но у меня не было ни малейшего намерения позволить ему опустошить мой дом. «Мы и так достаточно даем, по нашим возможностям, – говорила я. – Пусть дадут те, у кого больше!..» Но он не слушал меня и сейчас, как не слушал в Корони и позже в Афинах во времена, когда он попал в цепкие лапы Эразмии. Как-то днем к нам пришли фалангиты из Союза молодежи с натянутым одеялом, они часто это делали, куда простой люд кидал что хотел: один – шерстяные вещи, другой – книги, третий – деньги. Но, к несчастью, какие у меня были старые тряпки, те я давно уже раздала. Последние достались Мариэтте для ее отца. Не знала, что им и дать. Первый раз отдала целую охапку книг, потом – пуловер покойного папы и пятьдесят драхм. Но когда через несколько дней они пришли и в третий раз, я начала чертыхаться. Да что это они мне тут за волынку устроили! На беду, Андонис был дома. «Мне нечего им дать! – заявила я. – Все равно ничего из этого до солдат не дойдет. Еще неизвестно, что за проныры это себе прикарманят!..» И тут вспомнила о сундуке в прачечной. Годы и годы пройти с тех пор, как я его открывала в последний раз. Я поднялась на террасу и среди прочего вытряхнула и папину кожаную куртку. Он надевал ее, когда отправлялся в походы по горам. Кто-то наденет ее и погреет свои косточки, подумала я. А тем временем мой смышленый супруг отправился в спальню, вытащил из шифоньера полдюжины своих прекрасных фуфаек, выдернул из шкафа отличный коричневый костюм, стащил с наших кроватей два песочных одеяла, их еще Фотис привез из Англии, вышел на улицу и отдал им. И когда я ни сном ни духом спустилась вниз и увидела голые кровати, застыла, словно превратившись в соляной столб. Такого скандала у нас еще не было, я плакала, заперлась в спальне, он стучался, и я не открывала. Я должна отбить у него страсть к этому балагану раз и навсегда, сказала я себе твердо, прежде чем он войдет во вкус. Чтобы меня умилостивить, он отправился на улицу Эрму и купил два новых одеяла, они у меня до сих пор. Иной раз схвачусь за край, чтобы укрыться, и чудится мне, что я снова вижу его перед собой, стоит живехонек-здоровехонек…
Когда наша армия вошла в Корицу, он взял нас с собой, Ирини, Принцессу и меня, и мы отправились на Омонию поглядеть на народное ликование. Такого скопления народа я в жизни своей не видала. Да где же, ради всего святого, все эти люди прячутся? – подумала я. Динамики грохотали маршами, вся площадь пестрела флажками. Наши были пьяны от патриотического восторга, англичане и австралийцы – от пива. Да где же это у них столько пива поместилось, господи ты боже мой, у этих людей? Это какие же желудки надо иметь, чтобы так пить? – переговаривались мы друг с другом. Их грузовики остановились прямо перед таверной Мориатиса, и они не оставили ему даже одной бутылки, чтобы хоть на витрину поставить. Рецину они не пили. Возьмут в рот попробовать и давай кривить морду, как будто касторки выпили. Австралийцы, те оказались хуже всех. Их вообще нельзя было увидеть без бутылки в руке. Все они были высокими и крепкими, но их лица были невинными, словно у младенцев. Даже тогда, когда они устраивали совершенное непотребство, они выглядели такими невинными агнцами, что на них просто невозможно было сердиться. Как-то днем я услышала на улице шум и крики. Открываю ставни в гостиной, чтобы посмотреть, что происходит, и вижу, как какой-то австралиец, дылда дылдой, пьяный в лоскуты, пристроился отлить прямиком на нашу стену, не интересуясь, что на дворе день-деньской и на него смотрят люди. Он воззрился на меня, и так простодушно, как будто ничего не происходило, и продолжил свое дело. Я захлопнула ставни как можно быстрее. За всю свою жизнь не припомню, чтобы я когда-либо еще так смущалась. Я рассказала о своих страстях Юлии, и она засмеялась. «Ах, моя дорогая Юлия, – говорю ей, – так-то вот». Мы знакомы с детских лет и были вполне откровенны в таких вопросах. «Что тебе сказать, – говорю ей, – я дважды была замужем, но даже и не думала, что бывают такие… такие…» Юлия тотчас поняла, что я имею в виду. «Понятно, – простонала она, содрогаясь от смеха, – ну и повезло же тебе. Но такие не только у австралийцев. Одному Богу известно, как я натерпелась от Касиматиса, когда мы только поженились…» – «Чтобы ни шагу от нас!» – прикрикнула я на свою дочь и Ирини. Просто безумие было тащить девчонок в такую толпу, сказала я сама себе. Если с Ирини что-нибудь случится, тетя Катинго меня живьем съест.