Третий лишний

Самое большое несчастье для папы то, что у него нет сына и некому продолжить его дело. Поэтому когда приходит к нам Юрка и они садятся за шахматы, папа рассказывает ему всякие интересные вещи про самолеты и агитирует его в летчики.

— Краткость — сестра таланта, — сказал папа, когда я брала у него интервью. — Так и напиши: «Летают настоящие мужчины. Трус не летает никогда».

— Плагиатор несчастный, — сказала мама.

— Плагиатор-авиатор, — передразнил ее папа.

Наконец-то мои интервьюируемые родители и сестрица отправились в гости, а я побежала к Лариске, вернее к ее матери. Честно сказать, у меня слегка дрожали коленки, потому что я не знала, как встретит меня она — с ней у нас были сложные отношения. И начались они три года назад.

У Лариски нет отца, вернее он был когда-то, но она его ни разу не видела. А ее мамаша… Когда мы учились в пятом классе, Лариска прибежала к нам почти ночью — мы уже спать ложились. На ней прямо лица не было, а глаза ее никогда не забуду.

Она прибежала в одном платьице, в резиновых сапогах на босу ногу, а на улице ноябрьская погодка с дождем и снегом. Лариска стояла на пороге и твердила, как заводная:

— Домой я больше не пойду, возьмите меня к себе, Лариска мне пожаловалась, что мать ее пьет уже который день.

Утром она и в школу не захотела идти, сидела у нас дома одна, а ее мамаша, конечно, кинулась в розыски. Короче говоря, попала она к нам, когда мама уже дома была. Она устроила скандал, кричала, что мы не имеем права принимать чужого ребенка. Мама пыталась с ней поговорить, но она не захотела. Она сказала:

— Воспитывать, небось, будете? Не ваше собачье дело — извините за грубость. Лариска, собирайся!

Кое-как успокоили их. Уговорили Лариску идти домой — все-таки она ей мать.

Когда они ушли, мама сказала мне:

— Никогда не бросай Лариску, пусть она всегда к нам приходит.

— Да, мама, — сказала я, — мы и сидим вместе.

— Вот и хорошо. Скажи ей, пусть к нам приходит, когда захочется.

Еще раза два уходила Лариска из дому, потом перестала. От нас она не вылазила, и я была в курсе всех ее дел. Лариска помудрела. Она как-то сказала мне:

— Самое ужасное, Катя, что мать мою только могила исправит. И когда я это поняла, мне стало ее жалко. Безумно. Знаешь, с чего у нее все пошло? Мой отец бросил ее, когда я должна была вот-вот на свет появиться. Единственное, что я хочу, Катя, — уехать подальше от всего этого. Но сейчас мне деваться некуда…

Дома оказались обе: и Лариска, и мамаша.

Мать пировала, Лариска сидела за столом и читала книжку.

Я не знала, что мне делать, и стояла у порога. Спрашивать Ларискину мать о работе сейчас бесполезно — это ясно, как божий день. Уйти сразу вроде бы неудобно. Лариска все-таки заставила меня раздеться, и я присела на краешек стула.

— К тебе, между прочим, по делу пришли — спросить, за что ты любишь свою работу, — сказала Лариска матери.

— Вовсе не за этим, — сказала я, и сделала Лариске глазами.

— Нет, я скажу, коли так. Идите в официантки — не пожалеете.

Дальше она распространяться не стала, все пыталась нас угостить, но мы сбежали к нам.

Что же ты скажешь о моей матери, если тебя спросят? — сказала Лариска, когда мы с ней уселись с ногами на диван.

— Что скажу? Не знаю…

В комнату вошли ранние сумерки. Свет не хотелось зажигать. Чуть-чуть звучал магнитофон.

— Господи, сколько у вас книг, — вздохнула Лариска. — Они здорово украшают комнату, даже если их не читать.

— Да…

— Скоро Новый год. Ты ждешь его?

— Это мой любимый праздник. От одного запаха елки можно сойти с ума… Мне всегда кажется, что это запах ожидания.

— Как ты сказала? Запах ожидания… Ожидания чего?

— Чего-нибудь хорошего.

Лариска засмеялась.

— Не надо смеяться.

— Я над собой. Я уже ничего не жду хорошего.

— Ты из-за матери?

— И да и нет. Иногда мне кажется, что я буду такая же… как мать.

— Откуда ты взяла?

— Я читала про наследственность, что эти, как их там, гены, что ли. Вот и я влюбляюсь на каждом шагу, и мне хочется взаимности.

— Мне тоже.

— Тебе, Катюша? Ты такая еще малышка…

Мы посмеялись, и Лариска снова возвратилась к нашему разговору:

— Что же ты все-таки скажешь о моей матери, если тебя спросят?

— А ты что бы хотела?

Лариска немного подумала.

— То, что я хочу, будет неправдой.

— Но работает-то она хорошо — ты сама говорила. Директор ресторана доволен.

— Если бы она не была такой красивой, все было бы

— по-другому, мне кажется. Ей поэтому и бешеные чаевые

дают, не как другим.

— Чаевые — это ужасно.

— Я об этом ей говорила, но она меня сразила знаешь чем? Она сказала: «Если бы не эти деньги, у нас бы не было красивых вещей». И она права: зарплаты бы не хватило, а отец ничего не платит — они, кажется, не расписаны. И самое ужасное — я люблю хорошо одеваться, и она это знает…

В день, когда состоялось собрание, наш класс встречал всех огромным плакатом:

«Кем быть — вот в чем вопрос».

По этому поводу Юрка Дорофеев сказал:

— Как не стыдно передирать у Шекспира! Другое дело — я.

И пошел к доске. Развернул длиннющий плакат — от верхней планки доски и до пола.