Читаем Третий прыжок кенгуру (сборник) полностью

– Располагайтесь как дома, – и многозначительно улыбнувшись и сверкнув цыганскими выразительными очами, добавила, выделяя особой интонацией: – Молодой гений.

Востроносов хотел поблагодарить даму, но опять смутился, ему послышалось в ее последних словах ничем не прикрытая насмешка. А может быть, и нет, возможно, это всего лишь привычная манера разговаривать с малознакомыми людьми в этаком шутливом и слегка ироническом тоне? Аким не стал в этом разбираться, его и в самом деле клонило ко сну.

Оставшись один, он задумался, где ему лучше лечь: на кровать или на диван? Он не знал, сколько предстояло пробыть на этой даче, рассчитывал, что, может быть, еще сегодня поздней электричкой сможет укатить в свою Ивановку. Если так, то какой смысл мять аккуратно застланную постель и пачкать чистое белье? С опаской поглядывая на дверь, он снял неказистые туфли-сандалии, которых вдруг застеснялся, подумав, что в такой обувке тут и огород копать не ходят, снял несвежие носки и, ступая на цыпочках, осторожно приблизился к кровати, взял подушку и улегся на голом диване.

Оглушенный всем, что с ним произошло за день, Востроносов уснул мгновенно и проспал до темноты. Он спал бы и дольше, если бы его не разбудили доносившиеся снизу голоса. Со сна не сразу сообразил, где находится, а потом все припомнил, проворно поднялся и критически оглядел себя – мятые брюки, мятая тенниска, – и с ужасом подумал, как он в таком виде предстанет перед Кавалергардовым, его манерной женой, а может быть, даже и перед их гостями.

Аким после некоторого раздумья решил, что лучше всего не спускаться вниз. Осторожно ступая, он положил подушку на прежнее место, взбив, чтобы не видно было, что он ее касался, обулся и сел к столу, раскрыв первую попавшуюся книжку из тех, что лежали стопкой тут же.

Но читать не смог, не давали покоя тоскливые мысли о доме, о родителях, которым он не сказал, что задержится, так как сам не предполагал этого, они теперь его ждут и будут ждать допоздна, чего доброго и до утра не лягут спать, а потом начнут паниковать. От этих мыслей Акиму сделалось так тягостно, что захотелось сейчас же потихоньку спуститься вниз, проскользнуть каким-нибудь таким образом, чтобы никто не увидел, и удрать, чтобы поскорее оказаться дома, хоть под утро, но непременно дома.

И такая тоска по дому охватила Акима, что он и в самом деле удрал бы, ни минуты не колеблясь, и поступил бы, откровенно говоря, безусловно правильно, если бы знал ходы и выходы в этом пугающе огромном доме и если бы знал еще, в какой стороне тут станция и сколько надо ехать до города. Но ничего этого наш герой не знал и потому тоскливо думал о несбыточности своего простого желания до тех самых пор, пока к нему не поднялся Кавалергардов.

– Глаза продрал и сразу книгу, а мы тебя ждем, понимаешь! – добродушно пробасил Илларион Варсанофьевич, взял Акима под руки, приподнял со стула и добавил: – Пойдем, пойдем.

– Там же гости?! – испуганно проговорил Востроносов.

– Ну и что?

– А я в таком виде.

– Это, братец, неважно. Что вид, вид ерунда, дело поправимое, важен ты сам.

Кавалергардов тянул Акима вниз по лестнице, наставляя:

– Ты главное, не тушуйся, сделаешь что не так, не обращай внимания, увидишь, как делают другие, поправишься. Ты человек наблюдательный, быстренько все схватишь.

– Вот, знакомьтесь – Аким Востроносов, – громко объявил Илларион Варсанофьевич, указывая на стоящего рядом юношу, и продолжал: – Запомните это имя, скоро его узнает весь читающий мир. Да, да, весь читающий мир. Следующий номер «Восхода» мы открываем его повестью «Наше время». Смотрите, не проморгайте. Проморгаете, локти кусать будете.

Акима усадили на самое почетное место по правую руку от хозяина. За столом сидело не менее десятка гостей, среди них кое-кто показался Акиму даже знакомым, хотя он и видел всех в первый раз.

Закусывая, Востроносов робко поглядывал на гостей. Особенно знакомым ему показался мужчина средних лет с нависавшим на лоб чубом и тяжелым подбородком. Видеть он его раньше не видел, но человек этот казался знакомым. С трудом Аким припомнил, что, кажется, именно этот человек вел популярную телепередачу «Слово и жизнь», которую он старался не пропускать. Рядом с ним сидела женщина с испитым бледным лицом, затянутая вся в черное, черноволосая, с нависавшей до самых глаз ровно подстриженной челкой.

Перехватив взгляд Востроносова, перескакивавший с одного лица на другое, Кавалергардов спохватился:

– Прости, дружок, тебя-то я всем отрекомендовал, а тебе никого не представил. Моя оплошность, сейчас исправлюсь. Хотя вскоре ты их не только в лицо будешь знать, а непременно сойдешься с ними близко. Своя братия. Итак, вот этот чубатый – Коренников, часто по телевизору красуется. Кстати, Захар, ты Акима запланируй в одну из своих передач. В ближайшую, не откладывай надолго.

– В ближайшую при всем желании не получится, – возразил Коренников, – телевидение это такая махина, не вдруг раскачаешь. Летние передачи по зиме записываем, зимние – жарким летом. Но помнить буду, раз ты рекомендуешь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды — липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа — очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» — новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ганс Фаллада , Ханс Фаллада

Проза / Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза прочее