Третий прыжок кенгуру (сборник)

– Да нет, чего уж, – опять скромно отозвался Востроносов, соображая в то же время насчет того, что пришла пора заикнуться и о более существенном обеспечении славы, чем громкие слова и льстивые похвалы.

– Илларион Варсанофьевич, мне как-то неудобно, – показывая на простецкую тенниску и мятые брюки, проговорил Аким, – являться на людях теперь в таком виде.

– Это ты верно, – согласился Кавалергардов, – вид у тебя не того. Значит, аванс нужен. Это мы устроим. Правда, главбух у нас зверь. Зимой снега не выпросишь. Но ничего, уломаю. У меня не вывернется.

– Надо, чтобы Акимушке кто-то помог приодеться, выбрать, что нужно, что помоднее, поприличнее, – вставила свое слово и жена Кавалергардова. – Одному ему, плохо знающему город, трудновато будет. Если хочешь, я…

Тут Илларион Варсанофьевич оборвал жену:

– Поручу заведующему редакцией. Позвоню в торг, помогут в порядке исключения. А еще лучше, Лилечку откомандирую. У нее вкус есть, сделает все в лучшем виде. А пока спать, – тут он еще раз широко зевнул и прибавил: – Утро вечера мудренее.

На том и разошлись.

Подбодренный столь благоприятным завершением этого необычного вечера, Аким удобно расположился на прекрасной кровати и, хотя вроде бы и не испытывал потребности во сне, заснул тут же, как только голова коснулась подушки, и проспал крепким здоровым сном без сновидений до самого утра.

Глава девятая, в которой Аким Востроносов на собственном опыте узнает, что значит быть гением

На другой день Аким Востроносов проснулся совсем другим человеком. Впрочем, если быть уж совершенно точным, то надо сказать, что в первые минуты он оставался таким, каким был и прежде, потому что со сна как-то не вдруг вспомнил, что он теперь гений. Пробудился так же, как и вчера и позавчера, с желанием вскочить не сразу, а понежиться в ожидании побудки, которую производила успевшая потрудиться мать, подоившая к этому времени корову, приготовившая завтрак и даже сделавшая уборку в доме. Он привык в эти минуты слышать ее немножечко ворчливый, но все же родной и милый голос.

Аким закрыл было глаза, но тут же открыл их, сообразив вдруг, что он сейчас не дома, не в своей, а в чужой постели, на даче у большого человека Кавалергардова. И все же первым побуждением было побыстрее одеться и отправиться в родную Ивановку, чтобы тотчас же явиться к родителям, успокоить их, а то они, бедные, поди, с ума посходили от неведения и тревоги о нем. Надо ведь, уехал и как в воду канул, ни слуха, ни полслуха, где он и что с ним.

Аким быстро оделся, все еще намереваясь немедленно ехать в Ивановку, но вдруг, натягивая свои неказистые сандалии, вспомнил, что он теперь не какой-то безвестный Востроносов, а писатель, автор расхваленной повести «Наше время». И не просто автор, но гений! И стоило ему вспомнить об этом, как из головы непостижимым образом тут же улетучились все мысли о родной Ивановке и о родителях.

Теперь его нисколько не смущало то, что он находится в чужом доме и не знает, когда здесь принято подниматься – рано или поздно, и как начинать день. Аким смело спустился вниз, готовый, если понадобится, то и разбудить хозяев. Правда, делать этого не пришлось. Кавалергардов был на ногах, кажется, он даже успел пройтись по саду. Был здесь и шофер Алеша. И завтрак уже накрыт на кухне, так что наш юный гений поднялся, как оказалось, в самое время.

После завтрака Кавалергардов с гостем отправились в город, в редакцию. К полудню под нажимом Иллариона Варсанофьевича был выбит аванс, пришлось полаяться с главбухом издательства. Ничего, выдал. Сумма показалась Акиму столь значительной, до сих пор он таких денег и в руках не держал, что счел ее самым веским доказательством того, что он и вправду признан гением, да что там признан – на самом деле является таковым.

Кавалергардов, как и обещал, договорился о том, чтобы в одном из лучших магазинов оказали всевозможное содействие в экипировке юного гения. После этого шеф поручил Акима секретарше Лилечке, дал в ее распоряжение машину и наказал:

– Максимум через пару часов доставьте этого молодого человека сюда одетым, как говорится, с иголочки. Я верю вашему вкусу. И не позволяйте ему жмотничать. Деньги теперь у него будут.

Лилечка старательно выполнила данное ей поручение, и еще до истечения назначенного срока пред очи Иллариона Варсанофьевича предстал совершенно неузнаваемый Востроносов. То есть узнать-то его, конечно, можно было, вглядевшись в лицо, природные черты его никуда не делись, и все же он как бы стал другим.

Ах, что делает с человеком одежда! Она может его возвысить, а может и развенчать, сделать важным, представительным, а может превратить в такого, что никто и внимания не обратит, и не только внимания не обратит, а и посмотрит еще с презрением. Не зря же сказано: по одежке встречают. Не всегда, надо признаться, по уму и провожают, случается по одежке и прощаются.