На следующий день ранним поездом на розыски Акима приехала его сестренка. То ли в Ивановке телеграммы не получили, то ли телеграмма не удовлетворила домашних, розыски его были предприняты. Сестра знала, что Аким поехал в редакцию журнала «Восход» и еще в один журнал, названия которого не упомнила, поэтому свои розыски начала с «Восхода» и тут же напала на след брата.
Увидев Акима, она сразу, даже не разглядев его как следует, набросилась с попреками:
– Бессовестный, уехал, как в воду канул. Мы уж думали, тебя и в живых нет, напереживались, переполошились, две ночи не спали, а тебе и дела нет. Где ты только совесть оставил?
Она осеклась, увидев наконец брата разодетым.
– Ой, какой ты нарядный и… красивый, – вырвалось у нее. – Откуда это?
Аким коротко рассказал о своем сказочном успехе, о том, что ему придется на некоторое время задержаться здесь, но как только крайняя необходимость в этом минует, он обязательно приедет в Ивановку, куда пытался вырваться еще вчера и позавчера, да вот никак не получилось.
Семейный конфликт был улажен. В особенности после того, как сестре была вручена энная сумма денег. На вокзал ее отправили на редакционной машине, и юный гений снова вернулся к той жизни, какой он зажил под опекой Кавалергардова.
Редактор «Восхода» по-прежнему не спускал глаз с Востроносова, но постоянно руководить им и наставлять во всем не было времени. Илларион Варсанофьевич поручил Акима попечению Аскольда Чайникова.
– Ты его открыл, ты и оберегай.
Поручение, прямо скажем, не из легких, потому что по мере того, как росла известность Востроносова, росло и количество его новоявленных друзей и тех, кто искал общения с ним. Отбиваться от все возрастающего натиска становилось труднее и труднее.
В конце недели вышел номер «Восхода» с повестью Востроносова. И тут же в субботнем номере еженедельника появилась статья Завалишвили, превозносившая автора до небес. Прочитав ее, Аким нашел новые убедительные подтверждения своей гениальности. Критик утверждал, что Акимом Востроносовым создано такое произведение, какое по плечу далеко не каждому даже из тех талантливых молодых людей, которые в последние годы с таким шумом заявили о своем приходе в литературу.
Надо ли удивляться тому, что Завалишвили сразу стал одним из самых близких друзей Акима. Это оказался свой парень, шумный и веселый в ресторанных застольях, невероятно щедрый на похвалы, горячий в выражении своих чувств и потому, несмотря на всю неумеренность высказываний, казавшийся даже искренним. А уж насчет знакомства с девочками критик равных себе, пожалуй, и не знал. Первым делом он пытался завлечь юного гения на амурную тропу. Тем более что слава Акима росла буквально не по дням, а по часам.
В ту же субботу, когда вышла в свет статья Завалишвили, в «Вечерке» был опубликован развернутый репортаж с несколькими фотографиями, посвященный не столько повести Акима Востроносова, сколько его не слишком богатой внешними событиями жизни. Проворные корреспонденты газеты сумели побывать в его родной Ивановке и набрать довольно много разного материала, имеющего то или иное отношение к юному гению.
Слава кружит голову не только тому, кого усердно славят, она вовлекает могучими вихрями в свое силовое поле и других. И устоять против этих мощных потоков менее всего способны юные почитательницы прославляемых. Искусительниц вокруг Акима появилось и без содействия Завалишвили более чем достаточно. Но справедливости ради надо заметить, что неопытность, врожденная стеснительность и здоровая провинциальная строгость все еще владели Акимом и удерживали его от искушений. Так что пути Востроносова и Завалишвили начали с первых же дней расходиться. Они скоро и разошлись, хотя и не очень далеко.
Но и без этого с каждым новым очевидным подтверждением своей неслыханной удачи Аким ощущал, как его увлекает куда-то ввысь незримая, но чудодейственная сила, наполняющая все существо небывалой энергией, обостряющая ум и вообще ставящая своего избранника если не надо всеми, то по крайней мере над очень и очень многими.
И все же какое-то время Востроносов сохранял черты того чуть смешного и даже застенчивого провинциального парня, каким он явился всего лишь неделю назад после того, как прочитал обстоятельную статью о себе вдумчивого критика Фикусова, в которой содержалось куда меньше пылких восхвалений, нежели в темпераментном отзыве Завалишвили, но несравнимо больше убедительности. Сильное впечатление на молодого автора произвела и менее обстоятельная по анализу повести «Наше время», но зато более внушительная по обобщениям и выводам статья редактора Большеухова. Ее значение Акиму растолковал Кавалергардов.
– Такие статьи, – внушал он юному гению, – солидно поданные на газетной полосе, уже одним своим появлением для понимающего читателя означают куда больше того, что в них говорится.