Третий прыжок кенгуру (сборник)

Если добиться немедленного приема Акима в Союз писателей, минуя приемную комиссию и все остальные ступени, для Кавалергардова не составило труда, так же, как и настоять на молниеносном издании повести «Наше время» сразу в трех издательствах и в «Роман-газете», то, казалось, совершенно невозможно выбить превосходную квартиру в самом центре и огромную литфондовскую дачу в двадцати минутах езды от города, а он и это лихо провернул! Я уж не говорю о таких пустяках, как внеочередная покупка машины, приобретение по каким-то там нарядам без всякого бегания и толкотни всего необходимого для квартиры и дачи – это все делал уже не сам Илларион Варсанофьевич, по его поручению такими делами занимался расторопный заведующий редакцией журнала.

Я вижу, как у иного читателя в этом месте округлились и расширились глаза и он, чего доброго, почесывая в затылке, думает: вот житуха так житуха выпала этому самому Акиму Востроносову. А житуха у него, доложу я вам, если как следует всмотреться и вникнуть, то и не во всем, как говорится, сахар.

Во всяком случае именно так расценили жизнь Акима его родители, когда сын сманил их приехать к себе, уговаривая оставить хозяйство в Ивановке и переселиться к нему хотя бы на дачу. Но старые люди не поступают опрометчиво. Они приехали, посмотрели на житье-бытье родного чада в городе, съездили на дачу, на свой манер перепланировали огород, вскопали землю, поработали всласть в саду, а жить у сына категорически отказались.

– Что это за жизнь? – говорил своим соседям отец Акима, вернувшись в Ивановку. – Бесперечь чужой народ толчется и в дому, и за городом, на даче. Музыка гремит, гвалт, хохот, крик, то ли ругаются, то ли спорят – и не разберешься. В тишине минуты не побудешь. Сам с собой не останешься. Посторонние люди, верите ли, без спросу, без зову на ночлег остаются. И телефон трещит каждую минуту, житья от него нет. Да озолоти меня, я так жить не согласен.

Много правды в этих словах, ой много. Но еще далеко не вся правда. Всю-то правду разве так вот с налета – приехал, погостил – и узнаешь? Друзья близкие, просто друзья и люди далекие, самозвано называвшие себя друзьями, докучали Акиму во всякое время. Они гостевали у него без зазрения совести и к себе затаскивали модного писателя, возили и водили по злачным и незлачным местам. Нельзя сказать, что Аким не делал попыток отбиться, пытался, но не всегда на это хватало сил и характера.

И общественности вынь да подай гения. Кавалергардов сунул Акима Востроносова сразу в несколько комиссий, бюро, само собой, сделал членом редколлегии своего журнала. Привлекли его к участию в общественных делах и разные другие организации, которым всегда лестно, чтобы в их составе необязательно была действующая единица, но пусть хоть изредка, может быть, однажды или дважды за все время существования заглянет, как говорится, человек с именем. Пусть даже и вовсе не заглядывает, достаточно и того будет, если просто даст согласие числиться членом совета, комитета, бюро или еще чего там. Менее чем за год своей известности Аким Востроносов удостоился избрания и включения в двадцать девять разных выборных и весьма почетных органов!

А выступления! Из бюро пропаганды, что занимается организацией выступлений писателей, Акиму звонили по три раза на дню. Да хорошо если по три, случалось и еще чаще допекали. И выступления предлагали непременно афишные, сольные и групповые, согласия на различные поездки в составе самых представительных делегаций добивались, упрашивая и уламывая чуть ли не слезно.

И без бюро пропаганды приглашений было хоть отбавляй. Его звали школьники на диспуты, клубы на встречи с молодежью и пенсионерами, газеты на «четверги», «среды» и «пятницы», телевидение на «Огонек», «КВН», «аукцион», «спорклуб» и другие передачи, а кроме того, не обходили вниманием радио, киностудии, то и дело приглашали санатории и дома отдыха, всевозможные дворцы и дома культуры, клубы и агитпункты, курсы усовершенствования учителей и курсы усовершенствования врачей, Дом учителя и Дом медиков, а сколько всяких институтов, воинских частей, милицейских подразделений, пожарных отрядов, трестов, главков, министерств, контор, предприятий и прочая и прочая. Всем непременно нужно было лицезреть гения, слушать его, разговаривать с ним.

Акиму приходилось скрываться от художников и скульпторов, желавших его писать, рисовать, ваять, от репортеров-интервьюеров, от разного рода поклонников. Но скрыться от всех было невозможно, тем более что среди художников и скульпторов, репортеров-интервьюеров и представителей других почтенных профессий у него завелись не просто друзья, а друзья закадычные, которые могли заявиться к нему запросто и могли делать с ним все что угодно.