А действительность была в том, что измученные матросы стонали в прогорклой тьме кубрика. Издерганные бесконечными штормами, жаждой, холодом, кошмарными сновидениями, в которые удавалось погрузиться в редкие минуты затишья, они мечтали побыстрее достигнуть земли обетованной. Чиф знал, что тиммерман Иванов лежит сейчас, так же как и остальные, прикрученный ремнями к койке и трясет большой головой. Он был так велик и силен, что мог, упершись руками в переборки, развалить надвое тесную каюту. Сейчас ноги его торчали на полметра в проходе. Наш Командир сошел с ума, слышался хриплый рокот его голоса: уже началась осень, а мы и не думали поворачивать обратно. Что он еще выдумает? А нас ждут дома родные, они все глаза проглядели, разве не так? Пора, пора поворачивать обратно, мы свое дело сделали. Слова его падали, как капли на камень, разъедали ум, тревожили измученных людей. В их воображении проходили картины земель, где несметными тучами бегают чернобурые и сиводушчатые лисы, взлаивающие от нетерпения повиснуть пушистым воротником на шее далекой красавицы. Стаи соболей и горностаев преследовали их, где бы ни остановились охотники, угрюмый медведь подставлял свой бок под самострел. В водах, столь же диких и обильных, плавают глазастые нерпы, поднимает свое громадное туловище на льдину морж. Призраки огромных количеств тороков с мягкой рухлядью и бочек с красной икрой преследовали матросов и во сне, заставляя их корчиться под крепко намотанными ремнями. Подспудно зреющее недовольство грозило вылиться в бунт, в прыжок с оскаленными зубами; а корабль тем временем уходил все дальше и дальше. Вот была реальность, с которой невозможно было не считаться.
Чиф вздохнул и перевел взгляд на компас. Он молил господа, неведомых местных божков, обмазанных кровью, далекую звезду, провожающую их корабль от родного порта, утреннее солнце и собственную волю, чтобы Земля, к которой стремится Командир, обнаружилась назавтра в гомоне чаек, в облаке испарений и плеске мирных волн, ибо только появление долгожданной Земли могло спасти Командира. Времени не осталось. Все может измениться даже утром: ветер наберет ураганную силу, срывая волны, низкое небо нависнет над провалами водяных ущелий, суденышко их превратится в безвольную крохотную щепочку в ладонях безжалостных стихий, а ропот в матросском кубрике — в рев обезумевшего животного.
Чиф спустился по трапу вниз, с большими предосторожностями нащупывая ногой каждую ступеньку, остановился у двери командирской каюты и стряхнул брызги воды со старого, но верного бострога. Постучал.
Его встретил взгляд светлых глаз, выпукло блестевших на его лице в свете тяжелого морского шандала, намертво привинченного к переборке у самой головы Командира. Чифа кольнуло ощущение досады на Командира за то, что он в этой сгущавшейся с каждой секундой атмосфере страстей, затаивших молнии в каждом углу, в каждом фунте воздуха и угрожавших жизни не только Командира, двух гардемаринов и Чифа, но и жизни и существованию всего корабля, был чисто выбрит и подтянут, будто быть чисто выбритым и подтянутым в это время стало для него самым важным. Перед ним лежали рулоны карт, линейка, циркуль, дымилась в специальной подставке-табакерке трубка. Дым из нее поднимался к подволоку, метался во все стороны тесной каюты, перемешиваясь слоями, когда корабль прыгал в пучину и выныривал на гребень волны.
— Понимаю, Лейтенант, на всех действует эта изнуряющая гонка, бесконечная непогодь, всех угнетает этот мрак без единого просвета даже среди белого дня. Если только это можно будет с полной уверенностью назвать белым днем. Уже осень, в этих широтах темнеет быстро, дни кажутся невообразимо короткими, а ночь бесконечной. Но мы будем продолжать двигаться на север до тех пор, пока позволит обстановка и пока нам не выйдут навстречу полярные льды. Мне не хотелось бы напоминать экипажу, что я всё еще остаюсь на этом корабле Командиром и по-прежнему наделен неограниченными полномочиями. В любом случае я буду вынужден действовать так, чтобы достичь истинных целей экспедиции.
— Исключительные цели, исключительные ситуации. Командир, осмелюсь задать вам один вопрос, не примите за недовольное брюзжание. Кто будет выполнять приказания в исключительной ситуации, когда сама исключительная ситуация поставит вас перед фактом одиночества?
— Вот как?
— Вы одиноки, Командир.
— Это уже серьезно… Я не ожидал, что настроения зайдут так далеко. Поверьте, я тем не менее трезво оцениваю положение вещей. Но пойти на поводу у вашего тиммермана и повернуть назад я не смогу. Ах, весь экипаж!..
Трубка потухла. Дым, потихоньку втягиваясь в невидимые щели, оставлял только запах табака. Руки Командира легли на подлокотники крепкого деревянного стула, туловище откинуто на спинку.
— В свою очередь я задам вам вопрос, Лейтенант: что будете делать вы в исключительной ситуации?
— Это вопрос вопросов.