Третий. Текущая вода

Одну лошадь привязала к березе, у второй поправила и подтянула сбрую. Сходила еще раз, принесла охапку травы и бросила ее под ноги привязанной лошади.

У костра подобрала планшет и повесила его на плечо.

— Валя, я должна поторопиться. Нужно собрать партию, провести инструктаж… Не помешает быть готовым ко всяким неожиданностям. Маркела, кстати, со вчерашнего дня тоже никто не видел, а он постоянно был на виду. Прими к сведению… Если что увидишь или узнаешь, дай знать… хоть на одной ноге. А вообще не скачи и не прыгай тут. Спасибо за гостеприимство…

Она долго смотрела мне в лицо. Потом подошла вплотную.

— Не обижай ее, Валя. Я разрешила ей вернуться после обеда завтра. За это время что-нибудь успеем сделать, там… Не обижай ее. Ей очень плохо, Валя.

Я молчал.

Все возвращается на круги своя. Вот и твой срок платить.

— Ничего не случится, Карина, — успокоил ее я. — Я не испорчу…

— Я верю тебе. Ты все-таки нравишься мне, Валя.

Она чуть толкнула меня кончиками пальцев в плечо и слабо улыбнулась.

— Спасибо, — сказал я.

— Не за что…

Карина подошла к лошади с той стороны, откуда не было видно, как она карабкается в седло. Но в седле держалась уверенно и выглядела надежно и увесисто.

— До свидания, Валя, — сказала она и подобрала поводья.

— Карина…

Она остановила лошадь и обернулась.

— Спасибо тебе, Карина…

Она долго смотрела на меня, шевельнулась в седле и вздохнула.

— Все зависит от тебя самого… Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Понимаю…

Карина тронула каблуками лошадь.

Она уехала в сторону, противоположную реке. Наверное, она знала дорогу до лагеря по сопкам. Долго еще слышался стук копыт, потом издалека заржала лошадь, и в ответ ей коротко всхрапнула привязанная в березняке.

Все стихло. Только шум реки.

Я с трудом встал. Нога успокоилась, но, когда я ступил на нее, опять заныла.

Зоя сидела в той же позе. Волосы затеняли опущенное лицо, оно казалось спящим. Я подошел и опустился перед ней на колени. Даже дыхания ее не было слышно. Она как тень, подумал я. Тень каких-то там таитянских языческих духов. Смуглая бесплотность…

Я медленно отвел со лба прядку волос.

Зоя чуть приметно дрогнула и затаилась. Под закрытыми веками, под опущенными ресницами ходила темень.

Я убрал волосы с ее губ и поцеловал. Она не шелохнулась. Я водил кончиками пальцев по подбородку, по закрытым векам. Волосы лились на плечи, на грудь, опутывали руки.

Бог ты мой! — оказывается, как хорошо я тебя помню, женщина!

Я поцеловал ее в губы, потом то место на горле, под подбородком, где маленькая родинка.

— Я так хотела увидеть тебя… Фалеев. Целый год ждала…

Нет, ты не тень.

— …Целый год ждала, чтобы увидеть тебя и задавить то, что мучило меня. До последней недели я ничего о тебе не знала… я боялась и хотела… хотела узнать, что ненавижу тебя… презираю.

Она порывисто подняла голову, открыла глаза… На ресницах мерцала влага, она дышала с трудом. Она смотрела на меня, по ее лицу катились слезы… Было нестерпимо выдерживать взгляд этих остановившихся зрачков.

— Что ты сделал со мной, милый! — сказала она тоскливо.

Мы стояли на коленях и смотрели друг на друга. Она придвинулась ко мне, подняла ладонь, и ее прохладные пальцы плели что-то невыразимое на моем лице.

Хрупкие дрожащие пальцы на моих губах, глазах…

— Неужели это ты?

— Зоенька…

— Скажи, что я глупышка и что это не ты… И что так не бывает…

— Глупышка, конечно, это я.

— И я могу тебя поцеловать?.. Провести ладонью по бороде, по бровям? Я могу обнять тебя и целовать… сколько захочу?..

— Обними… и целуй, пожалуйста.

— И ты не прогонишь меня, милый? — спросила она и робко улыбнулась.

Ты получаешь свое, Фалеев… Ну и получай. Тебя рвут ее слова и эта улыбка… Тебе больно за свою подлость. Ты получаешь свое. Ну, и получай! Смейся надо мной, речка Березовая, смейтесь, далекие синие горы…

— Поцелуй теперь ты меня, Фалеев… Как ты изменился! Я немного боюсь тебя даже… Что было с тобой… милый?

— Не спрашивай.

Она отстранилась, внимательно посмотрела влажными, блестевшими в сумраке глазами.

— Тебе было плохо, да?..

— Зимой там очень холодный ветер, Заинька…

— Бедный, — сказала она неслышно. — А я хотела ненавидеть… Бедный…

Ей было девятнадцать лет, думал я. И я ни черта не знал о ней. Знал только, что после школы она поступила в геологический институт и вот уже дважды летает в поле, на остров. Знаю, что у нее есть мать где-то в Орше, но нет отца. Она одна росла, без отца — единственная дочка у матери. Мать радовалась, что вот, мол, Зоя поступила, в люди выйдет. А Зоя могла и не выйти в люди после того, что с ней тут сделали. Кто знает, что было бы, не прилети она во второй раз на остров с желанием меня увидеть? Да если бы не Карина?

А теперь она на год старше, и я знаю о ней еще меньше. Но нет, кажется, немного знаю. Знаю, что в этом папирусе. И я буду бережен с ним и буду читать его, все больше между строк.

— …Расскажи, как ты жил без меня.

Она лежала, прижавшись ко мне, и обнимала своими прохладными руками. В палатке было темно и тихо. Не слышалось ни шума речки, ни хрупанья лошади. Только Зоин голос и ее дыхание.