Читаем Третий. Текущая вода полностью

— Ты поглянь-ка, — сказал он. — Она и вправду заряжена… Серьезный ты человек, Валя…

— Атувье, — сказал я тихо, — ты Маркел номер два. Номер первый подох честно и жил честнее тебя, хоть и был просто бродячим псом.

Краешком глаза я видел, как опустился ствол Маркеловой винтовки.

Это было мгновение, которое не повторяется. Я резко ударил Жору в локоть той руки, в которой он держал мелкашку.

Дальнейшее произошло в течение секунды. Я успел еще заметить, как упала выбитая из рук Жоры винтовка… Я знал, что нужно как можно сильнее двинуть плечом гнилой столб-опору, и понимал, что следует упасть в сторону от рухнувшей балки и успеть вскочить снова.

Только бы Маркел…

Жора ничего не успел сделать. Столб хрустнул, балка слетела с него прямо на Жору…

Когда в следующую секунду я встал на ноги, Жора корчился на полу, прижимая левую руку правой. Маркел был неподвижен. Да, Маркел стоял с опущенной стволом книзу винтовкой и не шевелился… В длинных ярких кинжалах солнца, которое било в дыры и щели в потолке, плясала пыль и сеялась труха.

Я шагнул к лежащей винтовке с раскрытым затвором, и в это время Жора сильно ударил меня снизу ногой. Я успел увернуться, но все равно удар скользнул по внутренней стороне бедра, и нога онемела.

Жора оперся на руку и встал. Теперь он был бледен так, что даже серые оттенки на его лице исчезли… Крови не было видно.

Сломана рука, подумал я. Адская боль… Внутренний перелом, наверное.

Но на ногах он держался твердо. Быстрый взгляд через мое плечо на Маркела.

— А ты молоток, Валя, — сказал он хрипло. — Толково сработал… Я от тебя не ожидал.

Мы близко стояли друг против друга. Винтовка лежала сбоку, и патрончик еще был в стволе. Я чувствовал спиной Маркелово присутствие, а Жора смотрел на него. Почему-то мне казалось: если я буду стоять между Жорой и Маркелом, то Маркел… Неужели он стрелял тогда и может выстрелить сейчас?

Жора сделал ко мне быстрый шаг и сильно ударил ладонью по лицу. Хлесткий и неожиданный удар. Меня нельзя бить в лицо или в голову. В детстве я перенес сотрясение мозга, и, если меня так ударить, я мог на короткое время потерять сознание, если не бывало хуже. Наверное, это и произошло сейчас, потому что, когда я поднимался с земли, Жора уже держал винтовку между колен и одной рукой закрывал затвор.

Маркел не шевелился… а мог уже десять раз «исправиться».

Жора вскинул мелкашку в руке, как револьвер, но ремень зацепился за отворот сапога… И смотрел он на Маркела.

А Маркел не шевелился.

Левая рука у Жоры висела, будто вместо живой конечности там был протез.

Я ударил его по этой руке, потом развернулся и ударил кулаком сбоку в челюсть.

Жора покачнулся и скрипнул зубами. Винтовка опять упала, когда он здоровой рукой перехватил сломанную.

— Не дешеви, Валя, — сказал он сквозь зубы. — Нечестно…

— Один — один, Жора, — сказал я. — Ведь у меня череп с трещиной…

— Я этого не знал.

Он опять ударил меня ногой с близкого расстояния, а я просчитался, когда прыгнул в сторону. Это хороший удар, когда он достигает цели — носком сапога ниже колена. Я почувствовал, что ноги, одной ноги у меня нет. Была тяжесть в этом месте и боль, но не было ощущения здоровой, повинующейся ноги.

Бедная нога, подумал я. Все-то тебе достается…

Одноногий и однорукий — вот это бокс. Что нужно делать, Фалеев?

Я прыгнул к Жоре и обнял его за талию, прижал его руки к телу. Хорошо, что он не ждал от меня такой «любви» и не успел ударить еще раз.

— Это называется клинч, — сказал Жора и ударил меня головой в лицо.

Я сильнее сжал его руки. Жора корчился и скрипел зубами. Он опять ударил меня головой в скулу, но сам слабел на глазах. В голове у меня шумело, плыли куда-то розовые звездочки в фиолетовых и желтых облаках. Я чувствовал, в каком месте сломана Жорина рука: между кистью и локтем, ближе к локтю. Крови по-прежнему не было; значит перелом внутренний.

Мы топтались на одном месте, обнявшись, как хорошие друзья. Жора бил меня головой в лицо, а я сжимал кольцо своих рук. После каждого его удара, который, звонко дребезжа, отзывался в моем мозгу, я пытался сильнее сжать руки. Но каждый раз я сжимал их все слабее, а Жора бил меня головой все реже… По скуле текла кровь, кровь из рассеченной брови заливала глаз.

Маркел стоял, как истуканище… Или это не Маркел там стоит, в столбе солнечного света из окон, а его тень?.. Я не очень резко видел все предметы… Они уже начинали плавать, двоиться в розовом тумане. Еще один удар в голову — и я упаду.

В ушах у меня появилось какое-то переливчатое стрекотанье, частые громкие хлопки.

Где сейчас мой друг, подумал я. А Зоя… мы бы сейчас вместе послушали все эти переливчатые музыкальные трели и посмотрели бы нарядные звездочки в розовом тумане… Маркел, Маркел, ты…

— Маркел, — сказал я, — ат-тар[2]

Мне показалось, что Маркел (или его тень) приблизился ко мне и Жоре…

Это не у меня в голове стрекочет так переливчато, подумал я, это же вертолет…

Жора опять ударил.

Последнее, что я запомнил, было движение Маркеловой тени. Приклад его винтовки беззвучно опустился на Жорину голову.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза