Третий. Текущая вода

Дождались Светлого Мига, наконец-то начиналось Настоящее Дело! В ожидании его писались в Управлении горы ненужных экипажу накладных, спецификаций, сопроводительных документов на грузы, сваленные в трюме, переводились килограммы шариковой пасты и тонны бумаженций, которым грош цена в базарный день, когда пошла красная рыба. В ожидании этого Мига все без исключения члены экипажа целую неделю терпели погрузку никчемных, не имеющих никакой ценности для них механизмов, продуктов, машин, оборудования и прочей пакости, которую только можно придумать с больной головой, не иначе, и которая якобы самым необходимым образом была нужна на Точках. Как будто тем чувакам, которые засели на Точках и привыкли жить на всем готовеньком, эта пакость может хоть как-нибудь пригодиться! Железяки эти, кули, мешки, ящики и тюки то и дело попадались на дороге; то об них спотыкались на палубе, то они мешали добраться до пузатых дубовых бочек, то загромождали проходы к спасательным шлюпкам. Трактор, предназначенный для одной из Точек, уже давно вызывал спазмы ненависти у Кэпа, который мирился с его присутствием на палубе только из уважения к его весу, ибо для того, чтобы его опрокинуть в море, нужно было рассупонивать большой грузовой кран, а он необходим был для более важных дел. Может быть, ради этого Светлого Мига еще теплилась жизнь в дряхлом теле Инженера, который сошел недавно на одной из Точек; ради этой минуты мучилась Повариха, гоняясь за Студентом; млела Дневальная, просыпаясь в поту после того, как ее посещали крупнозернистые икряные сны; провожал в небытие тоскливые минуты Дед; корпел над прокладкой курса Второй штурман; глох под наушниками Маркони и вперял холодный взор в пространство Амбарщик. Студенту внове были и будущая работа, и ее азарт, и поэтому он присоединялся ко всеобщему нетерпению.

Теперь же, когда под килем судна поплыла, виляя хвостом, серебристая снаружи и красная внутри красная рыба, неся в себе, как некую драгоценность, как сверкающий во мраке ее нутра рубиновый огонь — икру, отчего рыба становилась во сто крат любезней и желанней сердцу, — уж теперь-то люди ожили и засуетились. Парились дубовые пузатые бочки, точились вострые ножи и высыпалась в деревянные бадейки крупитчатая соль. Визжали опробуемые лебедки, смазывались ржавые тали, чистились разделочные доски, варился крепкий тузлук, подчищалась и мылась добела палуба. Мешали опять-таки механизмы и постылый ненужный груз, предназначенный для Точек.

Кэп вышел на крыло мостика, чтобы руководить всеми операциями по громкой связи, и первой его фразой Повариха была остановлена на полпути:

— Шестерку пик вам в задницу! Кто это развесил на мостике трусья? Через три секунды убрать!

Повариха метнулась на мостик и, уперев руки в бока, замерла напротив Кэпа.

Кэп вспомнил, что Повариха может запросто отказаться кормить его, Кэпа, и с нее ничего не возьмешь, потому что на судне могла готовить одна она. Да и если Кэп оскалит сейчас на нее зубы, плакали тогда горькими слезами все мечты о великом дне Обжираловки, когда раз в месяц Повариха и когорта ее добровольных помощников устраивали грандиозную жарёху и готовили самые вкусные блюда — как только умели хорошо и приглашали весь экипаж по-демократически собраться в столовой и отведать то, что они приготовили. Он прикусил язык и потрепал Повариху по плечу:

— Ну, как у тебя дела, уважаемая Повариха? Идут помаленьку?

Повариха открыла широко рот, приготовившись вылить на Кэпа поток проклятий, но прикусила язык. Кэпа опасно было трогать, иначе потом костей не соберешь: что с него взять? Она повернулась спиной и ринулась вниз, рассекая воздух.

Кэп, сразу лишившись своего боевого настроя, подошел к лееру и обнаружил на палубе, прямо посреди прохода между фальшбортом и трюмами, сиротливо приткнувшийся трактор. Ноздри Кэпа раздулись и по спине продернуло морозцем от нетерпеливого желания покончить с этой уродиной.

— Палубной команде! — рявкнул он в микрофон. — Завести стропы под трактор! Лёве на кран! Выбрасывай его к чертовой прапрабабушке за борт! Выбрасывай трактор скорее, выбрасыва-а-а-ай!!!

Удовлетворенный, он закрыл глаза и выключил усилитель. Чтобы не растерять миг блаженства на созерцание обыденной картины выбрасывания ненужного хлама за борт, Кэп, не открывая глаз, ощупью спустился в собственную каюту и прилег там на диванчик, лелея в мыслях ожидаемый всплеск за бортом, но не дождался. Вместо всплеска за бортом на палубе раздался невнятный шум и говор. Через минуту в каюту вбежал потрясенный Дед.

— Он не позволил! — прохрипел Дед. — Он сказал: «Я не позволю»!!!

Словно подброшенный стальной пружиной, Кэп вскочил с диванчика и вытаращился на Деда, будто филин на часы.

— Третий?

— Третий!

— Не позволит?!

— Не позволит!

— Третий?..

— Третий! Он забрался в кабину трактора и крикнул, что не позволит выбрасывать трактор за борт. «Пусть кто-нибудь рискнет выбросить меня в море вместе с трактором! Да я его достану из пучины морской», — то есть того, кто рискнет выбросить его вместе с трактором. Вот что сказал Третий.