Тревожная Балтика. Том 1

Не ждавшие подобного развития событий, спорщики уставились на него в недоумении, увидев совсем молодого парня, оскалившегося волком.

– На вас Прибалтика плюет! Литва не знает, куда от вас деться!! – бешено орал тот, удивлял дерзостью.

– Да что в вашей Литве есть?! Кроме рыбы и янтаря ничего ведь нет! – возразил кто-то нерешительно.

– У нас всё есть!! И полезные ископаемые! И хлеб! Вся Россия и Украина жрут наш хлеб, да еще и за границей покупают!! – не унимался матрос-литовец.

– Га-а-а! – дружно возмутилась группа, объединившись против него. – Да если хочешь знать, у Украины самые большие урожаи хлеба! Нужна ей какая-то Литва! Там и хлеба-то сажать негде!

Все оживились, готовые продолжать непримиримый спор с литовцем.

Убежденный в своей правоте, тот готов был перегрызть всех, подобно затравленному волчонку. Чувствуя себя в одиночестве, решил отступить.

– Стрелять вас всех надо!! Стрелять!! Мало вас перестреляли!! – полагая ненужной дальнейшую дискуссию, матрос ослаб и, обдавая противоположную сторону холодом безразличия, отвернулся и демонстративно спрятал голову под одеяло.

Его поведение никого не оставило равнодушным, присутствующие впервые в жизни столкнулись с такой открытой ненавистью к русской нации.

– Вот это да… самый настоящий фашист. Дай ему в руки автомат – всех перестрелял бы, – не удержался Александр. С ним молча согласились.

– А вы слышали, что в Прибалтике, если зайдешь в магазин и спросишь что-нибудь по-русски, то могут ничего и не дать. Говорят, что по-русски не понимают, и не подходи, а если по-украински спросишь, то ответят. Там украинцев лучше принимают, – подал голос кто-то из украинцев, уже совершенно не обращая внимания на дикого крикуна.

– А я слышал, – поддержал разговор другой, – что они до сих пор отмечают свои буржуазные праздники. В прошлом году их националисты совершили диверсию на железной дороге.

В дверь просунулось лицо матроса в больничной пижаме, который объявил, что пришли к Миркову. Александр никого не ждал и был удивлен, увидев в коридоре улыбающегося Чунихина в длинной шинели, принесшего с собой морозную свежесть улицы и иное настроение.

– Привет, – обрадовался Саша.

– Еле отпросился, – будто оправдывался Чунихин, пребывая в хорошем настроении. – Шли с ужина, так отпросился на несколько минут.

– Да, вас тут слышно, когда идете. Гул такой, выше крыши.

– Жизни нет. Уже забыл, когда вольно ходил: все бегом да строевым шагом, – Чунихин не удерживался, чтобы не повести взглядом на больных, вольно блуждающих в тапочках по коридору. – Мне бы недельку отдохнуть здесь… Я бы хоть выспался. Ни подъема, ни отбоя. Или вас тут будят?

– Ага, приходят старшины и будят. Никого нет, даже обхода. Один раз, да и то не всегда, появится утром врач и исчезнет. А так целые сутки спим.

– Везет же тебе, – позавидовал тот. – А я завтра иду в патруль, охранять этих бычков. Поразвели, а ты охраняй. Сколько тебе еще лежать?

– Да уже скоро выпишут. Ну, как там в роте? Отбойподъем, отбой-подъем?

– Целыми днями одно и то же, – поделился равнодушно Чунихин, – строимся – разбегаемся, строимся – разбегаемся. Когда выбегали из роты, Забродского так прижали к двери, что он возмущенно орал, старался уйти в сторону, а мы давим. Его готовы прибить, так всем надоел. Я уже и с ним сцепился.

– А как Грищенко?

– А что Грищенко… Такой же ушатый. Я и не думал, что он трус. Я ему пригрозил, что дома подловлю у проходной пивзавода, огрею чем-нибудь, а он пошел к командиру роты и заложил меня. Я захожу в кабинет, а тот сидит, тепленький, как всегда. Морда бульдожья, красная, – Чунихин изобразил брезгливую рожу командира, – в комнате накурено. Я же не догадывался, зачем меня вызывают. Он пепел пальцем сбивает и непринужденно так говорит: «Чунихин, на тебя поступила жалоба, что угрожаешь старшинам…» Я сразу понял – Грищенко. Ну, думаю, гад, заложил. Мне даже смешно: старшина пожаловался на своего подчиненного, что тот ему угрожает. А потом командир говорит: «Хотел я тебя, Чунихин, послать на Черноморский флот служить, но это тебе не подходит, надо тебя поближе к белым медведям определить». Вот тебе и Грищенко… – заключил он и достал из кармана письмо.

Оно оказалось от родителей. Саша поудобнее примостился на кровати и жадно начал читать послание из Нового Уренгоя.

Отец каллиграфическим почерком выводил ровные строки, наполненные любовью.

«Здравствуй, наш дорогой сынок Саша!

С большим северным приветом и массой наилучших по желаний – твои мать, отец и сестра Валя.