Тревожная Балтика. Том 1

– Много вас тут желающих!.. А служить кто будет? – но, наблюдая нездоровый озноб подчиненного, снисходительно разрешил сходить в санчасть.

Мирков оделся и медленно побрел по направлению к серому зданию, и вдруг подумал, что забыл, когда в последний раз ходил один и вольным шагом.

Войдя в здание и приблизившись к двери комнаты, откуда выбежал взъерошенный матрос с хитрой улыбкой, Александр услышал, как женщина-врач возмущенно кричала вслед ему:

– Ничего я тебе не дам! Никакой справки! Ходят тут всякие, клянчат – лишь бы не служить!

Когда он вошел и хотел рассказать о своем состоянии, врач, пребывая под впечатлением от предыдущего посетителя, нехотя спросила:

– Что тебе надо?

– Я, кажется, заболел… У меня температура… – он чувствовал себя неловко в приступе озноба.

– Какая?

– Не знаю…

– Так откуда ты можешь знать, что у тебя температура?!

– Я чувствую.

– Много вас тут больных ходит, а служить никто не хочет! Прячутся в санчасти!

Подобного упрека Саша перенести не мог, вскричал:

– Да я правда больной!

Это как-то подействовало, женщина суетливо пошарила в ящике стола и протянула таблетки:

– Вот, на тебе… и иди. Ничего больше не дам, много вас таких, желающих поваляться в санчасти.

И, даже не измерив температуры, отправила его восвояси.

Ежась от озноба в шинели, под мокрым снегом. Саша побрел в казарму. Вскоре вместе со всеми он уже исполнял бестолковые команды, безысходно подчиняясь крикам старшины. Впервые смог расслабиться лишь после отбоя, растянувшись на койке и укрывшись одеялом. После выпитых таблеток изменений в лучшую сторону не произошло, а повторно обратиться к командиру Саша не мог. На уроке следующего дня Курочкин заметил болезненную бледность товарища, поинтересовался его самочувствием и удивился, что тот до сих пор не получил разрешения на госпитализацию.

– Ну и лю-ю-ди… Один не хочет отпускать, другой не хочет лечить, а человек страдает. Ну-у-у… поз-зо-ор… Это только у нас так может быть. Ты пойди к Грищенко сразу после урока и скажи: «Я болен, мне нужна помощь».

– Да он, наверное, думает, что я «шлангую», и поэтому не хочет отпускать.

– Да как это так, – возмущался Курочкин, – человек больной, а места ему в санчасти нет…

На это Саша ничего не ответил, но все же отважился сказать Грищенко, что чувствует себя совсем худо.

Тот хмуро выслушал и, кривясь, бросил недобро:

– Да сколько тебя можно отпускать! Я не разрешаю. Там лежат одни «шланги», которые служить не хотят!

– Но я же больной…

– Ты ведь ходил к врачу? – старшина не доверял и оттого сердито пыжился.

– Ходил.

– И что тебе сказали?

– Она мне ничего не сказала. Дала таблетки и выгнала.

– Ну тогда чего ты хочешь еще? Если врач говорит, что ничего нет, – значит, ничего нет. Надо служить, а не шкериться.

– А я служу.

И тут Саше сделалось так плохо, что старшина снизошел и хмуро разрешил отлучку, хотя и остался недоволен.

– И если ты не больной, – поспешил он предупредить вдогонку, – то сразу назад. Понял? А если больной, то тоже приди и доложи, а потом уже ложись в санчасть.

За столом сидела другая женщина-врач, измерила температуру – и уже через полчаса Мирков лежал на больничной койке. Ему ничего не хотелось: только забыться и спать, спать и спать… Тишина палаты, редкие негромкие разговоры были именно тем, чего он страстно желал, и оттого было хорошо и спокойно. Три раза в день ходил в столовую; с трудом поднимался, ел, принимал лекарство и вновь засыпал. Грипп протекал без осложнений, и уже через неделю сильный организм почти справился с недугом.

Как-то раз его внимание привлекла группа парней в тельняшках, которые собрались на соседней койке и вели горячий спор.

Один громко убеждал собеседников:

– Да Украина сама себя свободно прокормит! У нее все есть!

– Ага! Сидите на шее у России! – с иронией откликнулся другой, явно не согласный с этим утверждением.

Окружение поддерживало мнение обеих сторон, но отдавало предпочтение заступнику Украины.

Досталось и защитнику Белоруссии, где, по словам сторонника России, кроме картошки, ничего не было.

– А что Россия!.. – нападая, возразил белорус. – Большая, а толку нет. Москва вся в мусоре!

– На Украине все равно лучше жить, там и люди добрее. И мы сами себя кормим, – поддержали его выходцы с Украины.

Но их противник, шумевший больше всех, с этим был категорически не согласен, убежденно утверждал обратное.

Мирков был совершенно не согласен с ним и готов прийти на помощь оробевшему земляку.

– Да, у нее все есть, – размеренно произнес он. – Она и кузница, и житница, и здравница. – Слова прозвучали иронично, окружающие оценили сказанное. Украинец, вполоборота взглянув на Александра, остался доволен умным лицом доброхота.

– У нас все есть: и уголь, и зерно, и металл – да чего только нет, – продолжал горячо убеждать компанию украинец, бросив взгляд на матроса в койке, словно просил о помощи.

Вдруг за ними раздался злобный яростный крик, заста вил всех оглянуться.

– Гады вы все! Продали всё! – с надрывом вскричал матрос по ту сторону коек.