Читаем Тревожная осень полностью

Посмотрев в глаза Юрасикова шефа, Андрей Семенович уловил в них легкое замешательство. Оно длилось доли секунды, но этого было достаточно. Дымов понял: врут. Он давно научился определять такие вещи, без этого не обойтись. Вот уже тридцать пять лет его работа связана с крупным производством. Выезжая на заводы, чтобы выяснить, почему сорван план и как исправить случившееся, Дымов всегда анализировал и взвешивал не только факты, но и слова, и поступки персонала. Нередко работники по каким-то причинам скрывали правду, а иногда просто ее не знали. Без умения вычислять обман по косвенным признакам и едва уловимым сигналам было невозможно понять, что в действительности происходит на производстве.

Когда шеф заговорил, предположение переросло в твердую уверенность: точно врут.

– Видите ли, – начал шеф, медленно и осторожно подбирая слова, – Жизнев – хирург, я бы даже сказал, глашатай хирургии. Поэтому для него других методов лечения просто не существует.

Он продолжал говорить, но Андрею Семеновичу было уже неинтересно. Наверняка либо грант получили, либо Юрасик докторскую пишет. А может быть, рассчитывают на вульгарный откат. К величайшему сожалению, российскому человеку много не надо. Но думать об этом смысла нет. Надо вежливо попрощаться, взять время подумать, расплатиться и уходить. Кажется, Ремарк сказал, что если чудеса еще и случаются, то в худшую сторону.

«Болван я, размяк и поверил в чудо!»

– Что ж, был рад познакомиться, – сказал Андрей Семенович. – С вашего разрешения, я подумаю два-три дня и, скорее всего, приму сделанное мне предложение.

Он отступал по всем правилам военного искусства, обнадеживая противника бонусами в светлом будущем. Кроме того, его правая рука демонстративно полезла в карман за бумажником, поэтому было сложно догадаться, что с этими людьми он никогда и ни при каких обстоятельствах встречаться не планирует.

Но тут Юрасик хлопнул себя рукой по лбу – несильно так, почти ласково:

– Слушайте, сегодня же пятница. ЯМР еще работает, давайте сделаем исследование? Надо же определить, как далеко у вас все зашло. Тем более что это в любом случае понадобится – и для операции, и для ультразвукового лечения.

Конечно, после всей истории Андрею Семеновичу хотелось поскорее распрощаться с этими людьми. Но где гарантия, что в другом месте будут другие врачи, свято чтущие клятву Гиппократа? С другой стороны, официальная зарплата этих докторов наверняка невелика, так что кидать в них камень рука не поднимается. И потом, даже святые больше любят, когда им приносят, а не когда у них уносят. А если учесть, что все равно придется тратить время, чтобы найти клинику, где делают это исследование… Добраться туда, снова знакомиться.

«Ладно, раз необходимо сделать анализ, делаем».

– Давайте, Юрий Иванович, сделаем. Буду благодарен, – сказал Дымов.

– Тогда пойдемте, – с готовностью вскочил Юрасик. – Мы сейчас быстренько все организуем.

Они долго шли какими-то коридорами и переходами, почти дружески болтая о всякой всячине. И Андрей Семенович, несмотря на произошедшее полчаса назад, снова подпал под обаяние этого парня, даже сказал ему, что, если он лечится у доктора, кроме отношений «врач – пациент» обязательно возникают приятельские отношения. Иначе, мол, у него не получается.

Наконец они подошли к двери с табличкой «Рентгенологическое отделение». Кроме таблички дверь украшал плакатик с черепом и костями.

– Подождите меня, пожалуйста, в коридоре, я на секундочку, – попросил Юрасик и скрылся за грозной дверью.

Минут через пять он появился и сказал:

– Заходите, Андрей Семенович, снимайте пиджак и ложитесь поудобнее.

Дымов послушно лег, что-то на него наехало, потом пощелкало, и минут через десять ему сказали, что он должен подождать минут пятнадцать, пока проявят пленку и врач напишет заключение. Андрей Семенович достал бумажник и спросил Юрасика, сколько должен за обследование и ему лично за прием.

– Со мной потом, Андрей Семенович, а за обследование – три тысячи рублей.

К нескрываемому удовольствию всей троицы, присутствовавшей в кабинете, синеватые купюры быстро перекочевали в карман Юрасика. Но в этот момент ничего, кроме чувства благодарности, Дымов к этим ребятам не испытывал. Никто ведь не должен обследовать его бесплатно.

– Подождите меня в коридоре. Я посмотрю снимок и сразу к вам выйду, – сказал Юрасик.

Прогуливаясь по обшарпанному коридору, Андрей Семенович вспомнил фразу героя А. Ширвиндта из кинофильма «Вокзал для двоих»: «Какова кухня, такова и песня». Нет, вряд ли в этих крашенных грустно-синей краской и облупившихся, грязных стенах стоит ожидать первоклассного лечения.

Прошло минут двадцать, а Юрасика все не было. «Неужели опять уселся чай пить? – меряя шагами коридор, мрачно думал Андрей Семенович. – Или они там бабки не могут справедливо поделить?»

Перейти на страницу:

Все книги серии Одобрено Рунетом

Записки психиатра. Лучшее, или Блог добрых психиатров
Записки психиатра. Лучшее, или Блог добрых психиатров

Так исторически сложилось за неполные семь лет, что, стоит кому-то набрать в поисковой системе «психиатр» или «добрый психиатр» – тут же отыщутся несколько ссылок либо на ник dpmmax, уже ставший своего рода брендом, либо на мои психиатрические байки. А их уже ни много ни мало – три книги. Работа продолжается, и наше пристальное внимание, а порою и отдых по системе «конкретно всё включено» с бдительными и суровыми аниматорами, кому-то да оказываются позарез нужны. А раз так, то и за историями далеко ходить не надо: вот они, прямо на работе. В этой книге собраны самые-самые из психиатрических баек (надо срочно пройти обследование на предмет обронзовения, а то уже до избранного докатился!). Поэтому, если вдруг решите читать книгу в общественном месте, предупредите окружающих, чтобы не пугались внезапных взрывов хохота, упадания под стол и бития челом о лавку.

Максим Иванович Малявин

Юмор / Юмористическая проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее