Тревожная осень

Он прошмыгнул в туалет, захватив с собой термометр. Ртутный столбик остановился на отметке 34,8. Положил руку на лоб: ледяной, хотя такое чувство, что все тело горит. И вдруг он вспомнил. Это было тридцать восемь, да, ровно тридцать восемь лет назад. Он уже был студентом, когда однажды вечером раздался звонок и его пригласили на вечеринку одноклассников. Ему девятнадцать лет, месяц май, а мини у девушек выше всех его возможностей. Кровь бурлила, он пошел провожать какую-то одноклассницу. Ну и, в общем, пришел домой в четыре утра, не удосужившись предупредить мать. Подходя к подворотне, он увидел старшую сестру, которая давно не жила вместе с ними. Ожидал, что та начнет его ругать, но она только сказала: «Мама разорвала на себе рубашку». Когда Андрей зашел в комнату, увидел мать. Она сидела в разорванном халате и рубашке, что ей, всегда аккуратной, было не свойственно. Мать не ударила его, не заплакала, чего он ждал и боялся больше всего. Она просто сидела и излучала тепло. Казалось, в ней работает теплоизлучатель, топливом для которого служила она сама – ее тело, кости, нервы, ночные переживания за него, годы жизни. Андрей положил руку на лоб матери, опасаясь высокой температуры, но его рука будто коснулась льда. Он торопливо сунул градусник матери под мышку. Тело безвольно подчинилось. И через десять минут – он как сейчас помнит – ртутный столбик застыл на отметке 34,8.

«Впрочем, неудивительно, – подумал Андрей Семенович, – ведь предмет переживаний один и тот же: моя жизнь».

Дымов хотел позвонить Марине, но по телевизору начался фильм про его любимую пару – Симонова и Серову, и домашние сильно удивились бы, если бы он в это время спрятался в ванной и начал звонить. Он и так не мог понять, знает Вера что-нибудь или нет. Она, с ее тактичностью, могла чувствовать что-то и молчать, боясь расстроить его еще больше. В любом случае, он был очень благодарен жене за то, что она не задает вопросов. Вон Германия не выдержала войны на два фронта и потерпела поражение. А у него права на поражение не было.

Андрей Семенович сидел перед телевизором, слушал стихи Симонова, посвященные Серовой, и думал: «Какой смысл был Юрасику надувать меня по второму вопросу? А если он не надувал и говорил правду, сколько мне осталось? Что я точно успею сделать? И, кстати, непонятно, чему вообще их учат в мединститутах. Ведь все знают, первая заповедь врача – не навреди. Так что же он, не мог все сказать в понедельник, а не сегодня? Вот сволочь!»

Видимо, последние слова были произнесены вслух: боковым зрением Андрей Семенович уловил недоуменно-испуганный взгляд жены. И тут же вывернулся из ситуации:

– Слушай, – как бы продолжая свою ругань и обращаясь уже к жене, сказал он, – ну хорошо, разлюбил. Но зачем еще и портить ей жизнь? Зачем делать так, чтобы ей не давали роли в театре? Какими мелочными иногда бывают мужики, причем даже великие.

– И я не понимаю, как он мог так поступить, – согласилась жена.

Пронесло.

«Впредь надо быть аккуратнее», – подумал Андрей Семенович.

Наконец фильм про Симонова закончился. Он сделал пару нейтральных звонков и только после этого набрал Марину:

– Слушай, Мариночка, вот какая со мной произошла сегодня история, – и Дымов в подробностях рассказал о своем визите к Юрасику.

Марина слушала его, не перебивая, что было на нее непохоже.

«К чему бы это?» – еще больше испугался Андрей Семенович.

Он перестал говорить, повисло молчание, а потом Марина взорвалась:

– Слушайте, гребаный доктор наук, что вы ходите ко всякой шелупони? Информирую вас, как хирург, что при удалении простаты автоматически – вы слышите? – автоматически убирают все, подчеркиваю – все лимфоузлы малого таза. Поэтому шлите вашего Юрасика к такой-то матери, – Марина так рассердилась, что почти прокричала эту фразу. – А что касается так называемого «нового метода лечения», вы как инженер должны понимать: если удастся уничтожить ультразвуком раковые клетки, продукты распада останутся. И гулять вам с этим дерьмом внутри всю оставшуюся жизнь. И вы, доктор технических наук, автор ста пятидесяти с гаком работ, считаете это нормальным? Может, вы думаете, что этот вопрос изучен? Да его на вас и хотят изучить. На вас, умный вы наш!

Я вам наглядно объясню, – продолжала Марина. – Представьте себе, что в багажнике вашего автомобиля лежит граната. Ее никто не собирается никуда бросать, и вроде вероятность взрыва близка к нулю. Но вы все равно – слышите меня? – все равно попытаетесь скорее избавить автомобиль от такой «запчасти». А эти суки предлагают вам поместить гранату в ваше собственное тело. Причем неизвестно, когда и при каких условиях она взорвется. Оно вам надо?

– Так я же первый сказал тебе о своих сомнениях насчет этого долбаного метода, – едва не взревел Андрей Семенович.