Тревожная осень

Жизнев, как всегда, показался ему очень усталым. «Может, эта вечная усталость и есть причина его отстраненности?» – подумал Андрей Семенович и начал рассказ о своем визите к Юрасику. Завершая повествование, он протянул Жизневу снимки.

– Послушайте, Андрей Семенович, при PSA меньше десяти процесс поражения лимфоузлов, (ли, что вы боитесь произнести вслух, процесс метастазирования, невозможен. И вообще, ЯМР-исследование в данной ситуации бессмысленно. Если доктор, которого вы выбрали, этого не знает, мне жаль вас, потраченных вами денег и времени. При желании вы можете позвонить Юрию Ивановичу и попросить его связаться со мной. У него есть мои контакты. Я готов назвать ему источники, где все эти вещи подробно описаны.

Теперь что касается лечения рака простаты ультразвуком. Действительно есть такая технология. Она совсем новая: пока сделано около ста операций. Это ничто. Последствия такого лечения неясны. Клиническая послеоперационная картина абсолютно не изучена. Так что ваши опасения по поводу неприцельного воздействия ультразвукового луча на пораженные участки простаты и беспокойство насчет, так сказать, ее дальнейшей судьбы совершенно справедливы. Но если у вас есть желание стать подопытным кроликом… В таких ситуациях я вынужден смириться с желанием пациента.

Кстати, несколько лет назад была предпринята попытка вылечить рак вымораживанием простаты. И что? Пятьдесят человек стали инвалидами. Еще раз повторю: единственный эффективный метод лечения этой болезни в вашем возрасте – радикальная простатэктомия, то есть хирургическое удаление простаты. Все! Другого пути нет. Были бы вы лет на двадцать постарше, или будь по каким-то другим причинам операция невозможна, лечили бы химией. Но в вашем случае – только операция.

Жизнев перевел дыхание, сел поближе к Андрею Семеновичу и вдруг сказал уже другим, теплым и родным голосом:

– Послушайте, Андрей Семенович, вы сейчас мечетесь, и я понимаю, почему. Но поверьте мне, это худшее из возможного в вашей ситуации. Вы мучаете – нет, даже истязаете себя.

«Все знает, – подумал Андрей Семенович. – Все как есть».

– Если вы приняли решение оперироваться, есть два варианта: делать это в России либо за рубежом, – продолжал Жизнев. – Если хотите в России, я могу выполнить операцию вместе со своим коллегой. Не хотите у меня, давайте я устрою вас в Военно-медицинскую академию к Петрову. Хирург Божьей милостью. Не хотите у Петрова, я могу подсказать еще пару мест, где прекрасно делают эту операцию. Решили оперироваться за рубежом – можете ехать туда, куда я вам порекомендую, или в другое место, которое сами выберете или кто-то подскажет. Можете ехать в одиночку, со мной или с кем-то еще. Только перестаньте метаться и мучить себя, сделайте выбор! Потому что непринятие решения ухудшает ваше состояние и может повлиять на исход операции.

До этого момента Андрей Семенович чувствовал себя жалкой щепкой в океане. Теперь все изменилось. Он вдруг вспомнил случай, произошедший… тридцать пять? Нет, тридцать восемь лет назад. После смерти отца они с матерью и сестрой обезумели от горя и, плохо понимая, что делают, в стремлении сменить квартиру, воздух которой был пропитан болью воспоминаний об ушедшем дорогом человеке, переехали из своей коммуналки в другую, худшую. Соседние комнаты занимала семья алкоголиков: немолодая женщина, ее гражданский муж и великовозрастный сын. Они превратили жизнь семьи Дымова в ад: с утра до ночи – пьяные крики, оскорбления и издевательства. Мать и сестра тяжело заболели, 18-летнему Андрею приходилось одновременно ухаживать за ними, учиться в университете и подрабатывать. И все – в условиях жесточайшей экономии, или, если называть вещи своими именами, нищеты.

В довершение всего соседке удалось перетянуть на свою сторону каких-то домовых активистов, по совместительству «профессиональных» выпивох, которые взяли моду приходить почти каждый вечер к ним в квартиру и куражиться над матерью и сестрой, которым врач запретил волноваться. Из-за этого Андрей пропускал вечерние занятия в университете и лишился подработок: ему приходилось выступать живым щитом между матерью и «общественниками», которые грозили выселить семью из квартиры.

И вот однажды, в разгар очередного набега нетрезвых варваров, из комнаты Дымовых на кухню вышел мамин брат – он в это время приехал в гости. Дядя был номенклатурным работником, его возможности были написаны у него на лице. А связи и положение даже в шестидесятые годы значили многое, вероятно даже больше, чем сейчас, потому что сейчас игру делают еще и деньги, а тогда все были равно неимущими. Дядя вышел и сказал: «То, что вы творите с семьей моей сестры, – беззаконие. Вы позволяете себе это лишь потому, что считаете их беззащитными. Но они не беззащитны: у них есть я. И если вы еще раз здесь появитесь, я приму меры, чтобы прекратить это безобразие». Он повернулся и ушел в комнату. Через пару минут исчезли и «общественники». Больше они в квартире не появлялись.