Тревожное эхо пустыни

В черный колодец, наполненный мертвечиной.

Выпив чаю и почитав немного, Фатима вернулась к делам. Занимаясь ими, она вспоминала…

К мирной жизни Фима долго привыкала. Первые несколько дней не выходила из комнаты, которую сняла. Она боялась. И не только преследования, но и обычных людей. Ей казалось, они видят ее насквозь. Любое внимание к себе считала подозрительным. И самой себе не верила, когда представлялась отслужившей в рядах СА медсестрой Любочкой из Пскова.

Фатима понимала, с этим нужно что-то делать. Если она не адаптируется сейчас, то скорее попадется. И она устроилась на работу. Простой санитаркой, потому что диплом медсестры предоставить не могла, он якобы был утерян. Главврач предложил ей отправить запрос в училище, она сказала, что уже сделала это. А пока готова приступить к любой работе, потому что денег на жизнь совсем нет. Чтобы комнату снять, колечко сдала последнее и цепочку. Только крестик себе оставила, она его на веревке носила.

Медосмотр не проходила, справку купила у фельдшера в соседнем селе. Татуированную руку бинтовала эластичным бинтом. Разговаривала мало, изображала заикание. Притворялась слабой, быстро устающей, но очень внимательной к людям. Последнее помогло больше, чем остальное. В милую Любочку влюбился пациент Садыков. Он жил в далеком кишлаке, работал на бахче, а в больнице планово оперировал паховую грыжу. Выписавшись, позвал девушку замуж. И она, к всеобщему удивлению, согласилась. Любочка хоть и не блистала красотой и умом, но жениха могла бы найти поинтереснее, а не ехать с немолодым больным колхозником в глушь. А Фиме именно это и нужно было!

Они быстро расписались. Она тут же поменяла паспорт, прописалась у мужа. Устроилась работать на бахчу, завела новую трудовую книжку. Через полгода развелась и уехала из кишлака в столицу, но всем сказала – на родину, в Псков.

В Ташкенте Любочка Садыкова лучше устроилась. Сдав часть золота, сняла отдельную квартиру, нарядов купила, прическу сделала. Стала очень миленькой. Это помогло ей устроиться на ткацкую фабрику секретарем главного инженера.

Но и в Ташкенте она не осела. Год всего прожила. Ее не покидало чувство тревоги. Фатима чувствовала за собой погоню. Она сталкивалась с агентами КГБ в Афгане. Один ее допрашивал до и после расстрела Хушкаля. И он решал, кто предатель, а кто нет. Тогда ей повезло. И везет до сих пор, но нельзя расслабляться. Надо менять место жительства и документы. А еще избавляться от своей отличительной черты, а лучше сказать, клейма. Фатима уже пыталась свести наколку. Она выжигала ее кислотой. Но когда болячки заживали, синева проступала вновь.

1990 год Фатима встретила в городе-герое Волгограде. Она опять вышла замуж, теперь фиктивно, ради прописки. Снова взяла фамилию мужа, а заодно поменяла имя. Супругу пришлось заплатить. И когда сделка совершилась, оказалось, что от золотого запаса Фатимы ничего не осталось. Цепочки, кольца, коронки – все это лом, который принимали за гроши. А она-то, наивная, думала, что обеспечила себе безбедную жизнь.

Это расстраивало Фиму, но не пугало. На пропитание она себе всегда заработает.

Она устроилась в речной порт. Официально получала немного, но хорошо имела с перепродажи осетрины и икры, что контрабандой привозили из Астрахани матросы с теплоходов. Она подумывала об открытии кооператива, но пришла беда, откуда не ждали.

Навигация заканчивалась. Корабли возвращались из последних рейсов. Фатима покупала товар впрок. У нее было несколько морозильных камер, и она намеревалась забить их, чтобы и зимой продавать осетрину.

– А что воблу не берешь? – спросил у нее знакомый моторист. У него она покупала балык. – Она под пивко круглый год заходит.

– Есть?

– Я дешево не продам. Тебе нужно обратиться к матросам с грузовых барж. Они сами ловят и солят. Купишь у них за копейки.

Она воспользовалась советом и приобрела два мешка воблы. Попросила снести их на берег. Фатима в качестве транспортного средства использовала мопед с кузовом. Мечтала о «Москвиче» – каблуке, но пока не могла себе его позволить. Мешки притащил могучий старик в тельняшке. Сразу оба – взвалил по одному на плечи. Скинув их в кузов, стал уходить, но вдруг резко обернулся. Он смотрел на Фатиму всего несколько секунд, но их хватило, чтобы понять: матрос узнал ее. Кстати, никакой он не старик. Ему чуть за сорок. Просто седой как лунь, бородатый. Под глазами набрякшие мешки пьяницы.

– Мы не знакомы? – спросила Фатима. Она лихорадочно соображала, что делать.

– Ты напомнила мне сестру, – ответил он. – Но у нее были другие глаза.

Матрос врал. Он точно узнал ее. Фатима первое время была крайне беспечна. Она не скрывала лица, фигуры, косы своей пшеничной. До тех пор, пока один пленный не сбежал. Фатима смогла нагнать его до того, как он попал к своим, и убить, но это послужило ей уроком. После того случая она стала носить мусульманскую одежду даже на задания. Она ее хоть как-то маскировала.